— Тогда почему она говорит обратное? Кто из вас врёт? — выкрикнула, всплеснув руками.
— Кому ты веришь? — заорал в ответ Даниал.
— Я уже никому не верю. Особенно тебе! — толкнула она его.
— А этому веришь? — внезапно спросил он. — Тому, с кем приехала?
— Это тебя уже не касается!
— Кто он, Джама? Почему ты с ним смеялась? — он схватил ее за предплечья и сжал их. — Почему ты улыбалась ему, а не мне? Почему ты позволила ему трогать себя? Почему ты была босая?!
— Прошли времена, когда я для тебя улыбалась, Ибрагимов. И вообще, тебе какое дело? — сбросив его руки со своих, она попятилась назад, а он — за ней. — У тебя ребенок от шлюхи, которую ты трахал на столе! Так почему мне нельзя встречаться с другими мужчинами?
— Я не позволю, — прорычал он.
— А ты уже не можешь мне запретить, — засмеялась она. — Мы полтора года в разводе. И я буду делать то, что хочу. Хочу встретиться с Фархатом — встречусь. Захочу с ним переспать — пересплю.
— Мне назло?
— А ты мне уже никто, чтобы тебе назло что-то делать, — шипела Джама. — Я буду делать все только для себя.
— Ты только через мой труп это сделаешь, — стиснув зубы, процедил он и вновь взяв Джаму за руку, впечатал ее в стену так, что картина, висящая рядом чуть не упала.
— Сделаю! — она бросила ему вызов, смотря прямо в глаза.
Обстановка накалилась до предела, воздух стал раскаленным и обжигающим. Достаточно было одной искры, одного слова, одного взгляда, чтобы все вокруг загорелось и взорвалось…
— А может уже сделала? — чиркнула спичку Джама.
— Ты не могла, — хрипло выдохнул он, краснея от злости.
Его глаза полыхали гневом, а под скулами вздулись желваки.
— Ты же моя.
— Уже нет, — издевательски прохрипела Джамиля, когда пальцы Даниала сомкнулись на ее тонкой шее.
Глава 16. Останови меня
В ту же секунду все его демоны вырвались наружу. Даниал накрыл ее губы своими, целовал жадно и сильно, как только мог; сминал, кусал, наслаждался против ее воли. А потом неожиданно и она ответила, впустила, включилась в игру, позволяя его языку скользить внутри и вытворять такое, отчего у нее закружилась голова.
Подхватив Джамилю на руки он быстро сориентировался и положил ее на широкий диван, накрыл ее тело своим и продолжил целовать. Джамиля, ругая себя и проклиная его, не смогла противостоять: как всегда всё с ним было так стремительно и остро, что на мгновение она забыла о возрасте и о том, что им скоро сто лет на двоих. Обняв его за плечи, она зажмурилась и впилась ногтями в его кожу.
— Ненавижу. Уходи, — отвечала, царапая его, сжимая в руках ткань синей футболки-поло. — Иди к ней. Спи с ней.
Даниал пропустил ее слова мимо ушей, прикусив, а затем зацеловав ее подбородок. Ее красота, чувственность и запах пленили его до одури. Да, мужчина зверел от того, что кто-то другой, а не он, трогал ее сегодня. От того, что чужие руки сжимали эту талию, смотрели в эти глаза. Появилось сильное, навязчивое желание выбить из ее головы все воспоминания о другом. Даниал осыпал ее нежную, фарфоровую шею поцелуями, затем спустил лямки вниз вместе с бюстгальтером без бретелек. Коричневые вершинки призывно заострились, заставив его остановиться на несколько секунд. Он любовался.
— Не смей! Уходи! — учащенно дыша, приказала Джамиля, пытаясь убрать от себя его руки. Но как только Даниал склонился и вобрал в рот правый сосок, она прогнулась в пояснице и принялась царапать обивку дивана.
— Ммм… уходи! Уходи! Я не хочу!
Требовала она, сдерживая стон от того, что он кружил влажным языком вокруг ноющей горошинки, а вторую перекатывал большим и указательным пальцами, доводя до исступления.
Сладкое тепло горячим молоком разлилось там, где не должно было. Она ведь приказала себе не хотеть, но если разум кричал “нет”, тело с готовностью отзывалось на каждую новую, безрассудную ласку. Потому что тело и душа помнили этого уже чужого человека. Он ведь был первым и единственным, а память сердца, как известно, жестока и коварна.
Даниал дрожал от возбуждения. Желание огнедышащим драконом теснилось, изнывало, рвалось наружу. Здесь и сейчас, в его руках, маленькая Джамиля была настоящей, злой, страстной, плохой и до слепого обожания хорошей.
— Отпусти! Прекрати! Я не хочу тебя!
— Себе хотя бы не ври, — прошептал в полуоткрытые губы, скользнул ладонью вниз, задрал подол ее платья и накрыл пальцами треугольник, прикрытый тонкой тканью.
— Нет, — выдохнула она и прикусила щеку, когда он дотронулся до самого запретного и с треском разорвал единственный барьер двумя руками. Она попыталась свести бедра, но он силой развел их в сторону. Щеки заалели и жар прокатился по всему телу, когда теплой подушечкой он настойчиво надавил на чувствительные узелок внизу.