— Я бы с радостью навестил тебя, но не хочу мозолить глаза твоему Рексу. Еще загрызет.
— Фархат, не говори так.
— Прости, переборщил. Я думал, он меня убьет.
— Я понимаю.
— И еще, Джамиля. Если тебе когда-нибудь понадобится моя помощь, знай, что ты всегда можешь мне позвонить. Чисто по-дружески.
— Взаимно. И если не возражаешь, я бы хотела время от времени навещать Оскара. Кажется, благодаря тебе у меня появилось новое хобби.
— Не вопрос. Там тебе всегда рады.
Он еще немного помолчал в трубку и добавил напоследок:
— Береги себя. И прощай.
— До свидания, Фархат.
И хотя на душе было все еще тяжело, оба понимали, что это к лучшему.
Даниал вовсе не подслушивал их разговор, но вошел аккурат в тот момент, когда она сбросила вызов и опустила руку, сжимающую трубку, вдоль туловища.
— Можно? — спросил он с порога.
— Да, — кивнула Джама.
Он вновь опустился на стул рядом с ней и на этот раз посмотрел пристально, боясь услышать то, что уже успел надумать.
— Джама, что у тебя с этим… конюхом?
— Не говори так о нем, пожалуйста, — нахмурила брови она. — Он — мой учитель. И между нами ничего нет.
О коротком поцелуе с Фархатом она, разумеется, умолчала от греха подальше. Как и о том, что остановила Валиева именно из-за Даниала. Ведь все еще болеет им несмотря ни на что. И Джамиля не знала, что ей теперь делать с этим осознанием, с его изменой, с его внебрачным ребенком, пусть он и тысячу раз не при чем.
— Правда ничего? — переспросил он настойчиво. — Я когда увидел его вчера и узнал, что ты была с ним, чего только не надумал.
— Мы просто друзья. И давай на этом остановимся. Я не хочу повторять одно и то же, как попугай, — поставила она точку в этом вопросе и отбросив одеяло, подалась вперед. На ней была свободная кремовая сорочка, которую дочь привезла вчера вместе с другими вещами.
— Что ты делаешь?
— Хочу встать. Мне надо… эм… в туалет, — бледные щеки тронул легкий румянец.
— Подожди, я помогу.
Даниал подорвался и не дождавшись согласия Джамили, взял ее за руку и приобнял за талию и помог сначала сесть. В ту же секунду их взгляды встретились. Ее — рассеянный и удивленный. Его — решительный и многозначительный. В глазах бывших супругов отражалось столько невысказанного, болезненного, важного. То, о чем надо было кричать, но они молчали. А потом оба потянулись друг к другу, как два магнита с разноименными полюсами, и забылись на полминуты — ровно столько длился их украденный, глубокий, долгожданный поцелуй, во время которого Даниал обнял Джамилю за шею, а она вцепилась в его руку в поисках опоры, а второй поглаживала по спине.
На мгновение всё отошло на второй план. И были только они: эти твердые губы, а не те, что касались ее вчера, сводили с ума. Этот терпкий аромат она ни с чем не могла спутать. И то, что по венам устремился сладкий яд, тоже всецело его вина. И это было прекрасно.
А он… Он просто терял последние крупицы спокойствия и самообладания, говоря себе: “Она не готова. Она еще слаба. И вы вообще-то в больнице”.
— Оу, — донеслось со стороны двери. — Пардоньте!
Джамиля с Даниалом тут же остановились и отпрянули друг от друга, как будто в них ударила молния.
— Заходи! — недовольно бросил мужчина дочери, которая успела скрыться в коридоре.
— Нет-нет, вы там решайте вопросы. Я постою на стреме, — послышался ее игривый голосок.
— Мы уже все решили, — строго отозвалась Джамиля. — Входи.
Через секунду в палате появилась Камелия. Глаза ее блестели ярче новогодней гирлянды, и она едва сдерживала улыбку от того, что застала родителей в такой интересной позе: отец склонился над матерью, целовал ее нежно, а она отвечала. Как в старые добрые времена, когда они миловались на кухне, в зале или на лестницы, пока дети не видят. Но иногда случалось, что они замечали, прятались и хихикали, зажав рты ладошками.
— Простите, конечно, дорогие родители. Но раз такое дело, надо закрываться.
Отец бросил на дочь суровый взгляд.
— Молчу-молчу, — она сделала вид, что несколько раз поворачивает невидимый ключик во рту и выбрасывает его через плечо.
Глава 37. В горе и в радости
— Дочка, точно уже не болит?! Бледная такая, похудела, — папа сжимал руку Джамили и смотрел на нее с сочувствием. Они с отцом сидели на кровати, а мама устроилась в кресле напротив.
— Пап, все хорошо. Мне уже лучше, — Джама коснулась пальцами его седых волосы и причесала их аккуратно. — Правда.
— Господи, Гариф, ну что ты с ней как с маленькой? Ей уже сорок семь, — ворчала Перизат.