Корова сидел на корточках у местного танцпола и невидящим взглядом следил за вихляющимися парочками. Он был адски голоден и хотел пить. Но вампиру было сейчас плевать на потребности донора. Наверняка выбирал очередную жертву.
“Ты хорошо помнишь то, что чувствовала во сне? — спросил Син. — Когда смотрела на мужика, но боялась совсем другого?”
“Помню. Такое не забудешь и ни с чем не спутаешь”.
План был так себе. И полностью зависел от тех самых новообретенных “чудесных” возможностей. Но он казался самым безопасным и перспективным из всех. Безопасным для Доры, перспективным — для него самого. Отследить вампира, не привлекая внимание. Не пытаясь прорубиться к нему через корову — рискуя спугнуть раньше времени. А значит, стоило попробовать.
Едва выбравшись из тоннеля — пришлось карабкаться вверх по проржавевшей лестнице — наткнулись на остатки еще одного трупа. Дора, резко вздохнув, схватила за руку, прошептала:
— Снова он. Как во сне.
Боялась, но не вида трупа, а мысли о поджидающем где-то поблизости вампире. Боялась повторения ночной жути, но хотела идти дальше. Лишь бы не оставаться одной и его не отпускать одного.
Син сжал ее пальцы, свернул за угол. Надо было найти подходящее место. Не слишком шумное и в то же время людное. Где-нибудь между танцполом, чтобы не отвлекаться на корову, а добираться до того с легкостью, и полутемными коридорами, по которым наверняка и рыскал вампир.
Подходящий закоулок нашелся быстро. За давным-давно выбитой дверью еще сохранились железные стеллажи камеры хранения, на нижнем кто-то спал — из потертого одеяла торчали только макушка и стоптанные драные ботинки.
“Что это за место?” — уловил он недоумение Доры. Объяснил:
“Лет двадцать назад здесь был вокзал. Потом перекрыли пассажирские ветки, теперь тут гоняют только товарняки. А сейчас…” Син обхватил ее за талию, втиснул в угол между дверным проемом и стеной, прижал собой. Теперь, если кто и войдет, увидит двоих в недвусмысленной позе и отвянет. А не отвянет — придется вырубить.
Дора обняла за шею, сделав картинку завершенной.
“Что делать?”
“Я показываю, ты смотришь. Пройдемся для начала по самым задворкам. Если почувствуешь что-то похожее на ту жуть, значит, мы его нашли”.
Дальние коридоры, пустые комнаты с висящими на проржавевших петлях дверями, тоннели подземных переходов. Места естественного обитания обдолбанных и обкуренных, упившихся или почти откинувшихся от голода, спятивших от дара, слишком тяжелого для психики, но не опасного для общества или бесполезного. Их было меньше, чем ожидал Син, а в их мыслях читались не обычные базовые потребности, а страх. Вампир не трудился скрывать следы от них. Знал, что эти — не побегут делиться страхами, а если и побегут, кто их примет всерьез?
Син скользил по поверхности сознаний, не погружаясь, не задерживаясь. Не на чем было задерживаться, он не ощущал ничего необычного, кроме этого страха, причин для которого, казалось, не было.
“Здесь!” — очередное лицо проступило резко, рывком, и Син почувствовал — не сам, через Дору — леденящий ужас. Приближение чего-то невидимого, но ясно ощутимого и запредельно жуткого.
“Понял, — отозвался Хорт. — Иду”. Син нащупал его у выхода из другого тоннеля. Он успевал. Отлично. Ипси с Лимсом тоже почти добрались.
“Останешься здесь?” — спросил у Доры, хотя понимал, что нет, не останется, даже если придется увидеть превращение человека в мумию собственными глазами, наяву.
“Зачем спрашивать, если знаешь”.
Шли быстро, от одной двери до другой, стараясь не светиться слишком сильно. Вампир его чуял, пытался достать, Син прикрывался так старательно, что на висках проступал холодный пот и нехорошо давило в затылке. Его спасали две вещи: вампир понятия не имел, с кем имеет дело. И очередная порция жратвы. Которая как раз сейчас, в этот самый миг, иссыхала изнутри. Упырь жрал медленно, и зачем-то хотел слышать, как бьется сердце. До последнего глотка силы и жизни. Урод. Ему оставалась самая малость до полноценного воплощения. Он уже и так…
Син свернул в очередной коридор и замер, вжимаясь в стену, притянул к себе Дору, прикрывая и ее. Даже дышать старался через раз. Но вампир все равно чуял, от него потекло беспокойство. Сытое и ленивое, но это сейчас. Еще пара глотков, и… Да. Есть!
“И стоило ли воплощаться”, — подумал Син, увидев получившегося уродца.
Огромная голова на сморщенном тельце пятилетнего ребенка, худом почти до состояния скелета и бледном до трупной серости. Залитые алым белки глаз и жуткая кровавая трещина вместо рта.