Но переменилась не только погода. Он заметил, что Ирина не спит, и, что особенно поразило, она, как в начале пути, сидит, отстранившись от него, настолько, насколько это возможно в автобусной тесноте. Казалось, стесняется его и тяготится общением с ним: на приветливое "С добрым утром!" лишь небрежно качнула головой, даже не повернувшись, и коленку отвела, стоило ему прикоснуться к ней своей коленкой. В чертах лица, фигуре, позе теперь чувствовалось раздражение. Он был в недоумении, пробовал заговорить -- и шутливым тоном, и серьёзно, -- напрасно.
Потом долго и в подробностях припоминал, что произошло с ним в пути. И в итоге успокоил себя, решив, что раз уж спустя несколько часов она так сожалеет о случившемся, так раскаивается и, конечно, не рассчитывает на какое бы то ни было продолжение, о котором размечтался он, то и ему не обязательно принимать всё всерьёз. И значит, не было в этой истории ничего, что отличало бы её от банального дорожного романа, который скуки ради позволяют себе многие. На миг, уподобившись латышам, он тоже усомнился в цели Ирининой поездки.
11
В Риге он предложил проводить её -- тем более, друг был на машине.
-- Ни к чему, -- ответила она. -- Мне недалеко, я пешком.
-- Тогда счастливо. У тебя есть мой телефон, звони.
"Обернётся или не обернётся? -- загадывал он, глядя вослед, и почему-то был уверен, что обернётся. -- Не обернулась... Ну что ж, всё к лучшему?!"
Остаток дня он провёл со всей безалаберностью, какую только можно позволить при встрече с давним другом. Им никто не мешал: отправив на месяц жену с ребёнком к тёще, друг не обременял себя сколь-нибудь важными хозяйственными хлопотами, к тому же он был в отпуске. Они съездили к морю, отметились в местных кабаках и в завершение, уже дома, устроили мальчишник.
Но вот наутро его обуяла тоска -- такой не доводилось испытывать раньше. Поначалу он связывал её с похмельем. Однако похмелье, как и полагается, к обеду улеглось, тоска же, напротив, стала прямо-таки нестерпимой -- поняв, в чём дело, он принялся глушить её водкой. Друг тоже не отставал, только пил он по иной причине: за последние годы очень уж истомился воспоминаниями об оставленной родине. До чего же одинокими они чувствовали себя -- и тот, и другой!
Водка почему-то пригарчивала, причём не только рижская -- она должна быть такой, -- но и московская. Друзья почти не закусывали, хотя наготовили невпроворот, всё равно алкоголь толком не пробирал. Когда закончилась водка, налегли на кофе. Заваривали его предельно крепким. Кофе тоже имел посторонний привкус, от которого никак нельзя было избавиться.
12
На третий день друзья отправились на машине за город; накануне не поленились и составили список мест, где непременно стоило бы побывать, -- наметили "культурную программу".
На природе ему стало легче. Здесь и впрямь было на что посмотреть. Особенно понравились аисты, облюбовавшие для строительства гнёзд столбы электропередачи -- в мелких отдалённых хуторах едва ли не каждый столб был увенчан внушительной копной соломы, напоминающей залихватскую шляпу с широченными полями. Причём птицы, там, где у них был выбор, отдавали предпочтение новым бетонным конструкциям, а не покосившимся от старости и основательно прогнившим деревянным.
-- Здесь много аистов. Ты пока от границы ехал, наверное, видел.
-- ...Нет, туман был. Да и не пялился я в окно.
А про себя с иронией заметил: "Я тогда собственным гнездом занимался".
13
Уже под вечер, по дороге в Ригу, он спохватился:
-- Который час? У неё же автобус! Я должен успеть!
-- Куда?.. У кого?..
И тут как назло движение замедлилось, пришлось сбрасывать скорость.
-- Да не дёргайся ты! -- подбадривал друг. -- Здесь нет ваших московских заторов. Если, конечно, не авария... или ремонт.
Каким неприветливым показался ему тогда окружающий мир, погружённый в жаркое июньское марево. Листва на деревьях, и та вывернулась наизнанку, став вдруг неправдоподобно бледной, будто бы искусственной.
14
Автобус стоял у перрона.
Он обежал его кругом, запрыгнул в салон.
"Неужели сдала билет? -- думал он, натыкаясь взглядом на незнакомые лица. -- Из-за чего? Или она не собиралась назад так скоро, или -- не хотела встречи со мной?"
-- Какой это рейс?.. Куда идёт?.. Куда?.. А где на Москву?..
Он бросился к другому перрону и едва не угодил под колёса: автобус уже тронулся с места и дал на разворот. Пришлось ругаться с водителем, чтобы открыл дверь.
Это выглядело невероятным, но на передних местах расположилась та же компания любителей пива, ехавшая в Ригу вместе с ним, чуть поодаль сидел тот же пенсионер, из-за которого случилась вся эта история. Вот только Ирины не было.
15
Он вышел на улицу совершенно беспомощным и безвольным. Саднила и, пожалуй, нарывала до этого почти не напоминавшая о себе царапина на руке. Однако слабость, внезапно охватившая его, столь же внезапно отступила. Ему вдруг показалось, что Ирина находится где-то рядом и из какого-нибудь укрытия осторожно наблюдает за ним. Ему даже почудилось, что он чувствует на себе взгляд её необыкновенно живых глаз, блеск озорства, и как будто бы ветром донесло до него тот самый аромат сена, что был в её волосах. Но друг сказал, что примерно в это же время есть поезд на Москву, и, если постараться, ещё можно успеть, -- и они помчали на железнодорожный вокзал. Поиски и там ни к чему не привели. Он потом пожалел, что послушался и позволил так быстро уговорить себя и увезти с автостанции: если ему и суждено было встретиться с ней, то именно там -- и нигде больше.
16
Как ни обижался друг, значительная часть "культурной программы" оказалась невыполненной, да и расстались они в итоге гораздо раньше намеченного срока.
"Эти б неиспользованные дни... тому парню... в посольстве, что собирался побывать на могиле матери", -- думал он, возвращаясь домой.
***
Ни очерка, ни путевых заметок о поездке он так и не написал.
А что же Ирина, искал ли он её потом? Разумеется, искал, несмотря на обещание не делать этого. Но разве можно найти человека в огромном чужом городе, если известно только имя?! Вот ведь беспечность: он даже не спросил у неё название института и год выпуска.
Потом он ждал, что она позвонит. Шли годы, Ирина не давала о себе знать. И он постепенно стал свыкаться с мыслями, что, наверное, всё так и должно быть, что нечего было надеяться услышать, увидеть, встретить её снова. И если б не странный телефонный звонок незнакомой девчушки, вероятно, наугад набравшей его номер, если б не эти "да" или "нет", напомнившие ему о том далёком прошлом, которое он покинул когда-то... вместе со своей милой попутчицей, если б...
Пожалуй, правда, "на нейтральной полосе цветы необычайной красоты".
2007