А дом готовили к сдаче. Подкрашивали, подмазывали, убирали строительный мусор, наводили ажур. Прораб лазил по этажам. За ним, как привязанный, Фролов с блокнотом, исписанным недоделками. Дошли до пятого этажа, глянули с балкона вниз — во дворе, в самом углу, крыша виднеется.
— Что там за балаган, Владимир Николаевич?
— Как что? Частник жил. Еле выселили вчера, слабака. «Не имеете права! — кричит. — Это мое недвижимое имущество! Я жа…»
— Немедленно вызовите бульдозер сюда! Посмотрим, движимое оно или недвижимое. Да вы что? Рабочая комиссия из треста с минуты на минуту нагрянет… Приехали, кажется.
Прораб с мастером скатились вниз — и точно: трестовская комиссия. Человек десять. И все с папками.
— Почему эта изба до сих пор здесь? Учтите, я наряды не пропущу к оплате, товарищ прораб: работа не доведена до конца.
Прораб на мастера, тот на бригадира.
— Выясните и доложите, кто виноват. Объект не готов. Поехали обратно, товарищи.
Члены комиссии папки под мышки — и к машинам.
Фролов в отчаянье хлопнул себя по ляжкам.
— Вот слабаки!
— Эй! Обождите! — крикнул Квасов. Крикнул из всех силенок, но голосишко у него несерьезный, мальчишеский. Кто-то оглянулся, кто-то значения не придал.
— Фролов! Тормозни их! Мы мигом. А ну, каменщики, плот-нички, штукатуры-маляры — навали-и-ись! Ломай ее!!!
Азарт охватывает людей, когда они строят новое, но уж когда старое ломают — тут уж и вовсе берегись.
Доски затрещали, ржавые гвозди заскрипели. Боря Самокиш пожарным багром охорашивает лачугу: чесанет — полкрыши нет. Снес крышу, бросил багор, уперся плечом в стенку.
— Поднавались!!
Поднавалились. Хатенка покряхтела, постонала и — рухнула. Вся сразу. Пылища поднялась — не продохнешь.
— Придавило! Придавило кого-то! Кого? Тот здесь, этот здесь.
— Квасов где?
— Илью прихлопнуло!
Фролов забегал вокруг обломков, прислушиваясь, не застонет ли. Не слыхать, все галдят.
— Да тихо вы, слабаки! А ну, разбирайте начинайте потихоньку.
Обступили, растаскивают по досочке, по щепочке — и самосвал во дворе. Фролов — к машине, предупредить шофера, чтобы никуда не уезжал, человека в больницу везти придется, заглянул в кабину — Квасов посиживает в уголке. Без кепки, обе лямки полукомбинезона на одну пуговицу насдеваны.
— Ты где был?
— Машину ловил.
— Тебя разве не приваливало?
— Привалило, высклизнул.
— Вот слабак! Не ушибло? Нет? Тогда иди помогай. Ребята! В кузов, в кузов сразу кидайте это хламье! Хотя нет, Степанович, стой, сиди тут, пусть нагрузят, а то они тебя увидят: живой — разбегутся, не соберешь.
Для Сергея Юлькин уход не был тем громом, который раскалывает душу пополам, он ждал его, и все равно трещина получилась порядочная: от мужа ушла жена. Насовсем, не насовсем — ушла. Двухкомнатная квартира не нужна стала… Куда пойдешь, кому что скажешь? У людей своего хватает.
— Сергей! — подошел к нему на заводе Вовка Шрамм. — Ты почему самстрой забросил?
— Не забросил, хожу.
От людей не скроешься. Вовка погрозил другу пальцем:
— Не умеешь врать — не учился бы. Мы ж с Ниной вчера отрабатывали твой пай. Мастер говорит: второй день не кажется, слабак. Учти, скоро квартиры будут распределять.
— Пусть распределяют, мне-то что.
— Током ударило человека. Был в ЦК?
— В каком? — екнуло сердце.
Сергей знал, что так у них назывался цеховой комитет комсомола, и все-таки спросил: в каком?
«А что, если Юлька первая побывала там? Женам больше веры в комитетах».
— Меня, слышь, тоже вызывали. В институт сватают, а куда я с шестью классами? — Вовка крутнул башкой и хохотнул. — А на дрейфующую станцию, спрашиваю, вы, случаем, не направляете? «Зачем?» — удивились. Да, говорю, отведать: соленый лед в Ледовитом океане или нет. А что? Мы, пожалуй, с Нинухой махнем туда осенью.
— С тебя сбудется. — Сергей повернул ему кепку козырьком набок и свистнул. — Так, говоришь, от завода будут направлять на учебу? Нашим легче.
— Да! Сережка! Этого… твоего, Илюху Квасова в больницу ведь положили. С желудком у него не в порядке.
Навестить Квасова пожелал и Фролов, когда Сергей спросил, в какой он больнице лежит.
Купили меду баночку, сметаны баночку. Попросили дежурную вызвать Квасова.
— Это со стройки который? С язвой. Ну-ну, малюсенький такой. Не встает он. В палату пройдите.
Илюха таял, как снег на солнцепеке. В больничном фланелевом халатике лежал он маленьким сугробиком поверх черного одеяла. Носишко вытянулся, глаза укатились. Эк скрутило его…