- Шанс?
- Ага, ты выиграл прыжок без парашюта, поздравляю, - я издал смешок.
Недоумение, осознание, тяжелая работа маленького мозга - и вуаля!
- Ты ответишь мне взаимностью? - сколько надежды, аж жаль разочаровывать.
- Ага, сейчас же. Мы сможем на, заметь это слово, короткое время стать неким подобием друзей, я даже разрешаю за мной поухаживать, - выдавил я из себя все, что надумал. Нет, а что? Он обеспеченный, красивый, такой "друг" мне не помешает. О да, в моих словах столько корысти, что даже я не верю, но не буду думать о грустном - ведь у меня есть уникальная возможность насладиться охуевшим Бруком.
Восторг, восторг, занавес, господа.
- Спасибо тебе! - не за что, мой раб. - Я не подведу тебя! - и чем, прости, ты можешь меня подвести? Совсем ебанулся мальчик...
- Эй, чувак, полегче, это лишь на неделю, а потом ты нахуй отстаешь от меня. Ах да, забыл добавить, тебе придется унижаться за все три года, милый, - тут я улыбнулся и отпил уже холодного кофе.
- Я на все согласен, потому что люблю тебя! Я ведь говорил, - с жаром отозвался он, но видно было, что радости поубавилось.
- Ты просто не знаешь, на что подписался, - дьявольски ухмыльнувшись, отозвался я.
13. По кому плачет дождь?
I get by (got it good),
I barely get by (got it good),
I barely get by.
I laugh not to cry.
I stay a little high.
I ain't gonna lie.
(с) Everlast - I get by.
Все же букет я принял. И за кофе позволил заплатить. И до дома довести. Ебаный стыд! Что я творю? Не хватало еще в него влюбиться…
- Коти, ты где был? – не успел я зайти, как надо мной тут же навис Вик.
- Ухажера рассекречивал, - фыркнул я, снимая ботинки.
- А-а... ЧТО?! – глаза брата стали, как по пять копеек. Нет, ну а что тут такого? А, черт, я же забыл, что Вик не знал, что цветы были мне. Бля…
- Помнишь эти гребанные цветы? – спросил я, проходя в комнату. Брат кивнул.
- Так это все мне было, - было бы смешно, если б он сейчас выдал: «Да ну, блять?!»
- Чего, серьезно? – боже, какой он все же милый и недоверчивый.
- Ага, - вздохнул.
- И кто он? – глаза Виктора сузились. Злится. Снова.
- Брук, - незачем ему не знать. Правда, я не рассчитывал, что он узнает это вот так, в коридоре, по пути к комнате. Слишком, м-м, неожиданно для него. Если я охуел, когда узнал, то Вик-то и подавно. Ведь он знает все, все-все. Потому что я люблю его, он моя семья. Он переживает за меня постоянно, потому я почти не говорил о недавних событиях.
- Брук?! БРУК?! Ты, наверное, шутишь… Нет, он же не мог, не мог же, да? – почти умоляюще посмотрел на меня брат. Хах, как бы я хотел, чтобы все это оказалось сном. Очень хочу, потому что боюсь…
- Коти, - меня тут же сжали в объятьях, заставляя утыкаться ему в район груди, - поплачь. Я понимаю.
- Я не… - слов не хватило, ибо слезы – они полились почти безостановочно, вынуждая тихо всхлипывать и прятать лицо на груди у Вика. Откуда они? Мне так горько, что Брук так поступает. Ведь он – человек, которого я хотел ненавидеть, а теперь боюсь уступить. А он не сдался. Ну почему же он не сдался?! Моя жизнь только начала налаживаться… Блять, я понял, какую ошибку совершил, позволив ему ухаживать за мной. Я придурок, я сам нарушил свой покой.
- Коти, ты любишь его? – какой неожиданный вывод он сделал. Я даже оттолкнул его.
- Ты придурок?! Конечно, нет! Я ненавижу его!
- Тогда зачем встретился с ним? Зачем рыдаешь сейчас? – впервые мой брат вел себя так – не мягко, а твердо, задавая вопросы, от которых болит в груди.
- Отъебись! – я срываюсь и убегаю из комнаты, хватаю куртку, напяливаю ботинки и вылетаю, прежде чем брат успевает остановить меня.
Улица встретила меня прохладой – все же уже не лето и далеко не ранняя осень. Скоро все листья облетят с деревьев, и город внезапно полысеет. Не знаю, такое у меня чувство, когда все деревья голые. Словно город обнажает душу, вылезает все то самое грязное и порочное, что так хотелось скрыть за грязно-зеленой листвой. Хотелось прикрыть, сделать лучше, чем оно есть на самом деле, а не получилось – природа берет свое, забирая то единственное, что спасало. Вон старый дом-четырехэтажка, каких полным-полно в старых районах, с облупившейся краской, смотрит слепыми черными окнами, прячась за тоненьким деревцем, словно стараясь прикрыть свое уродство. Широкая улица пузырится асфальтом, а тротуарная крошка сыпется на пешеходов с проезжающих машин, крошится под ногами от излишней сырости. Кривой забор не пускает на некую закрытую территорию, которая и подавно никому не нужна была, разве что малолетней шпане, курящей на каждом углу, пряча сигареты в руку, стоит пройти случайному человеку, никогда не заинтересующемуся ими. А ведь боятся, хотя сигаретки стрелять вместе с телефонами – нет. Абсурд.
Нашим миром правит абсурд. Вы можете любить виноград, но ненавидеть изюм, обожать кататься на роликах и никогда этого не делать, или же разрешить ухаживать за вами человеку, которого ненавидите. Сколько абсурда во мне! В нем еще больше.
Мокрый асфальт, кажется, стал еще мокрее, как бы это ни звучало. Тяжелые большие капли стали падать на землю, ударяясь с тихим шлепком и обрызгивая прохожих. Кап-кап. Мои слезы уже давно высохли, но новые – слезы дождя – не высохнут так скоро. Дождь плачет долго, чтобы дать понять всем свою печаль. По кому плачет дождь?
Кап-кап. Кап-кап.
Решаюсь вернуться в кафе – там хотя бы сухо. Но меня раньше этого решения накрывает черный зонт.