- Ты. Никуда. Не пойдешь, - выдыхает он мне в лицо и тащит меня вниз по лестнице.
- Да какого хрена? – возмущаюсь я по дороге вниз, отчаянно пытаясь вырваться.
- Я так сказал.
О. Мой. Бог. Лучше бы тебе было не говорить этого. Я с яростью выдергиваю-таки руку и бью ей ему по спине. Нервы срывает, и горло сжимается непонятно почему. Опять дежавю…
- Почему ты все решаешь за меня?! – ору на весь подъезд, не беспокоясь о соседях. Плевать я на них хотел. Плевать на все хотел! Почему все так?!
- Я… - он осекается, разворачиваясь ко мне лицом, потому что я с размаху даю ему пощечину. Потом еще и еще. Пока руки не начинают нещадно болеть, от постоянных перехватываний Брука.
- Ты урод.
- Ага, - беспрекословно соглашается он, удерживая обе мои руки.
- Кретин.
- Да, - снова вздыхает он.
- Я тебя ненавижу, - щурюсь от злости и тяжело дышу, как после пробежки.
- А вот тут ты врешь, - он быстро наклоняется ко мне и прихватывает губами мою нижнюю губу. Нежно проводит по ней, не дав мне даже укусить его, хотя я пытался. Сначала. Целоваться с Бруком – это необъяснимо. Этот невообразимый коктейль страсти, горечи, ненависти, любви, слез, боли – все сливается в один поцелуй. Я путаюсь в себе, окончательно путаюсь. Ненамеренно, но расслабляюсь, Брук опускает руки, зажавшие мои, и прижимается ближе, настойчиво углубляя поцелуй. С его стороны горечь и любовь, с моей ненависть и боль: это огонь, огонь в моей и его груди. Пусть он разный, но он смешивается. Невольно, приятно смешивается.
Скоро у меня не будет сил противиться этому. Скоро я могу сдаться. И уже четкий ответ «не хочу» не вырисовывается. Никак, совсем.
- Мфпф, - мычу я, наконец опомнившись. Уперев руки ему в грудь, с невольным сожалением, промелькнувшим глубоко внутри, я оттолкнул его.
- Придурок, - бросил я, торопливо принимаясь спускаться дальше. Почему-то стало стыдно. Кажется, я веду себя как какая-то шлюха: сначала ору, как резанный, чтоб меня не трогали, а от малейшего поцелуя готов броситься на шею. Нет, я не продажный. Я не продам свое сердце за такие гроши.
Брук, молча спускающийся за мной, тоже о чем-то думает. А меня это не должно волновать. Я и так из-за него вечеринку пропустил.
Каждый из нас ищет способ продаться подороже. Кто-то продает душу, вроде бы самое ценное, что есть у человека. Отдают почти даром или же неимоверно дорого. В таких вопросах нет слов «очень» или «не очень». Есть лишь дорого и дешево.
Проститутки продают свое тело. Одни, самые искусные и вкусные, дорого, вторые, третьесортные, - дешево. Нет середины. Нельзя быть полудобрым или немного злым. Как нельзя чуть-чуть сподличать, чуть-чуть украсть, чуть-чуть продаться, чуть-чуть упасть в пропасть. Нельзя делать что-то наполовину – либо все, либо ничего.
Я так считаю.
Продать можно и сердце. Но, точно также, невозможно чуть-чуть отдать сердце или же чуть-чуть украсть его. Либо да, либо нет. Третьего не дано. Выбор каждого лишь в том, как продаться: подороже или победнее. Сердце собаки для людей ничего не значит, потому что людям собака ничего не даст. Сердце богатейшего человека на Земле очень важно для людей – корысть никто не отменял. Но выбор собака или человек: кого спасти в первую очередь падет на человека, пусть даже собака и великолепна, добра, уникальна.
Мелочные люди… Люди – шлюхи. В этом гребанном мире важно лишь продать себя подороже. Не скажу, что я не такой. Я продамся. Но цена за «меня», за мое сердце просто слишком. Слишком. Я не уникальный, не особенный. Но сердце не отдам кому попало. Лишь тайно, но явно – только достойному меня. Надо уметь ценить себя. И пусть я эгоист, но я тоже хочу что-то «стоить».
22. Шанс.
Мне жаль, что я так себя веду. Порой я отвратителен сам себе, я не понимаю, зачем я родился вот такой – мне кажется, что я мерзкий и ничего не достоин в жизни. Я противоречу сам себе постоянно. Я не хочу прощать Брука, но душа, моя скверная душа, неосознанно тянется к нему. Я не хочу влюбляться в него, уговаривая себя, что нельзя так сдаваться, но в то же время я понимаю, что скоро сдамся под таким напором. Брук как поезд – ему плевать, что ты и кто ты, он хочет и берет.
Я так не хочу.
- Блин, из-за тебя я делаю столько бреда в последнее время, - «каюсь» я, шагая рядом с этим придурком по темной улице. Мы давно отошли от дома Кира, направляясь теперь к моему, но, что странно, все еще не дошли. Наверное из-за нашего черепашьего шага.
- Какого например? – излишне заинтересованно спросил Брук, поворачивая голову в мою сторону.
- Пью, плачу, хамлю, ругаюсь, - начинаю перечислять буквально по пальцам. Этот самоуверенный болван ломал меня три года своими издевками и не смог этого сделать, зато теперь сломал своей любовью.
- Может, ты и прав, - задумчиво протягивает парень, смотря в темное небо, - странно все вокруг.
- Нет, это только мы странные, - мда, мы даже разговариваем. Чудеса.
- Может, ты влюбился? – вдруг лукаво спрашивает Брук, прищуриваясь. На мой ошарашенный взгляд он поясняет:
- Ну, пьешь, потому что не хочешь этого осознавать, плачешь, потому что слишком чувствительно все стал воспринимать, хамишь, пытаясь скрыть чувства, ругаешься по той же причине, - «популярно» разъяснили мне.
- То есть, по твоим словам, я превращаюсь в бабу? – мрачно спросил я.
- Не-не-не, ты не так понял, - парень уже откровенно ржал, изо всех сил стараясь сдержать ухмылку, - разве что, только немного.
Я не выдержал и кинулся на него, а Брук, смеясь в голос, уворачивался, загибаясь от смеха. Беспредел! Надо мной еще и издеваться будут.