Строфа XVIII. К этой строфе в рукописи — примечание:
Кто-то спрашивал у старухи: по страсти ли, бабушка, вышла ты замуж? — По страсти, родимый,— отвечала она: — приказчик и староста обещались меня до полусмерти прибить.— В старину свадьбы, как суды, обыкновенно были пристрастны.
Строфа XXI. В рукописи после нее еще строфа:
Теперь мне должно б на досуге
Мою Татьяну оправдать —
Ревнивый критик в модном круге,
Предвижу, будет рассуждать:
Ужели не могли заране
Внушить задумчивой Татьяне
Приличий коренных устав?
Да и в другом поэт не прав:
Ужель влюбиться с первой встречи
Она в Онегина могла,
И чем увлечена была,
Какой в нем ум, какие речи
Ее пленить успели вдруг?
Постой, поспорю я, мой друг.
Строфа XXIII. После этой строфы первоначально было:
Но вы, кокетки записные,
Я вас люблю — хоть это грех.
Улыбки, ласки заказные
Вы расточаете для всех,
Ко всем стремите взор приятный;
Кому слова не вероятны,
Того уверит поцелуй;
Кто хочет — волен: торжествуй.
Я прежде сам бывал доволен
Единым взором ваших глаз,
Теперь лишь уважаю вас,
Но хладной опытностью болен
И сам готов я вам помочь,
Но ем за двух и сплю всю ночь.
Строфа XXIV. В рукописи после нее — еще две строфы:
А вы, которые любили
Без позволения родных
И сердце нежное хранили
Для впечатлений молодых,
Тоски, надежд и неги сладкой,
Быть может, если вам украдкой
Случалось тайную печать
С письма любовного срывать,
Иль робко в дерзостные руки
Заветный локон отдавать,
Иль даже молча дозволять
В минуту горькую разлуки
Дрожащий поцелуй любви,
В слезах, с волнением в крови,—
——
Не осуждайте безусловно
Татьяны ветреной моей,
Не повторяйте хладнокровно
Решенья чопорных судей.
А вы, о Девы без упрека,
Которых даже тень порока
Страшит сегодня, как змия,
Советую вам то же я.
Кто знает? пламенной тоскою
Сгорите, может быть, и вы,
А завтра легкий суд молвы
Припишет модному герою
Победы новой торжество:
Любви вас ищет божество.
Строфа XXVI. За этой строфой первоначально следовали еще две строфы. Часть стихов из этих исключенных строф Пушкин перенес в «Альбом Онегина» (см. раздел «Из ранних редакций», стр. 541):
Сокровищем родного слова
(Заметят важные умы)
Для лепетания чужого
Безумно пренебрегли мы.
Мы любим муз чужих игрушки,
Чужих наречий погремушки,
А не читаем книг своих.
Но где ж они? Давайте их.
Конечно, северные звуки
Ласкают мой привычный слух,
Их любит мой славянский дух,
Их музыкой сердечны муки
Усыплены... но дорожит
Одними звуками пиит.
——
Но где ж мы первые познанья
И мысли первые нашли,
Где применяем испытанья,
Где узнаем судьбу земли —
Не в переводах одичалых,
Не в сочиненьях запоздалых,
Где русский ум да русский дух
Зады твердит и лжет за двух.
Поэты наши переводят,
А прозы нет. Один журнал
Исполнен приторных похвал,
Тот брани плоской. Все наводят
Зевоту скуки — хоть не сон.
Хорош российский Геликон!
Строфа XXXII. Первоначально вместо стихов 5—14 было:
Уж поздно, блеск луна теряет,
И утро тихое сияет
Сквозь ветки липы к ней в окно,
А нашей деве всё равно,
Окаменев, облокотилась;
Постель .... горяча,
С ее прелестного плеча
Сорочка легкая спустилась,
Упали кудри на глаза,
На перси капнула слеза.