XXXIII
О, где б судьба ни назначала
Мне безыменный уголок,
Где б ни был я, куда б ни мчала
Она смиренный мой челнок,
Где поздний мир мне б ни сулила,
Где б ни ждала меня могила,
Везде, везде в душе моей
Благословлю моих друзей.
Нет, нет! нигде не позабуду
Их милых, ласковых речей;
Вдали, один, среди людей
Воображать я вечно буду
Вас, тени прибережных ив,
Вас, мир и сон тригорских нив.
XXXIV
И берег Сороти отлогий,
И полосатые холмы,
И в роще скрытые дороги,
И дом, где пировали мы,—
Приют, сияньем муз одетый,
Младым Языковым воспетый,
Когда из капища наук
Являлся он в наш сельский круг
И нимфу Сороти прославил,
И огласил поля кругом
Очаровательным стихом;
Но там и я свой след оставил,
Там, ветру в дар, на темну ель
Повесил звонкую свирель.
Среди ранних черновых набросков к «Евгению Онегину», возможно, относится следующий отрывок. С каким именно местом романа он связан, определить трудно:
«Женись».— На ком? — «На Вере Чацкой».
— Стара.— «На Радиной».— Проста.
«На Хальской».— Смех у ней дурацкий.
«На Шиповой».— Бедна, толста.
«На Минской».— Слишком томно дышит.
«На Торбиной».— Романсы пишет.
Шалунья мать, отец дурак.
«Ну так на Ленской».— Как не так!
Приму в родство себе лакейство.
«На Маше Липской».— Что за тон!
Гримас, ужимок миллион.
«На Лидиной».— Что за семейство!
У них орехи подают,
Они в театре пиво пьют.
БОРИС ГОДУНОВ
В сцене «Красная площадь» (стр. 224) в черновике читаем (вместо реплики «Другого»):
Он обещал с боярами радеть
По-прежнему — а царство без царя
Как устоит? подымется раздор,
А хищный хан набег опять готовит
И явится внезапно под Москвой.
Кто отразит поганую орду?
Кто сдвинет Русь в грозящую дружину?
О, горе нам!
В сцене «Девичье поле. Новодевичий монастырь» (стр. 228) в черновике было исключенное из белового текста место:
Д р у г о й. И силюсь, брат,
Да не могу.
П е р в ы й. Дай ущипну тебя
Иль вырву клок из бороды.
В т о р о й. Молчи.
Не вовремя ты шутишь.
П е р в ы й. Нет ли луку?
и т. д.
На отдельном листке сохранился монолог Самозванца, который предполагалось включить после сцены у монастырской ограды:
После сцены VI.
Где же он? где старец Леонид?
Я здесь один, и всё молчит,
Холодный дух в лицо мне дует
И ходит холод по главе...
Что ж это? что же знаменует?
Беда ли мне, беда ль Москве?
Беда тебе, Борис лукавый!
Царевич тению кровавой
Войдет со мной в твой светлый дом.
Беда тебе! главы преступной
Ты не спасешь ни покаяньем,
Ни мономаховым венцом.
Сцена «Царские палаты» (стр. 260) начиналась следующим образом:
К с е н и я (держит портрет).
Что ж уста твои
Не промолвили,
Очи ясные
Не проглянули?
Аль уста твои
Затворилися,
Очи ясные
Закатилися?..
Братец — а братец! скажи: королевич похож был на мой образок?
Ф е о д о р.
Я говорю тебе, что похож.
К с е н и я (целует портрет).
Далее как в основном тексте.
Значительное сокращение сделано в сцене «Краков. Дом Вишневецкого», где первоначально имелся следующий диалог (см. стр. 272):
С а м о з в а н е ц.
...Лишь дайте мне добраться до Москвы,
А там уже Борис со мной и с вами
Расплатится. Что ж нового в Москве?