Далее Пушкин предполагал привести текст своего стихотворения «Калмычке»
Стр. 647. После слов «славолюбивыми путешественниками» в черновике:
Суета сует. Граф Пушкин последовал за мною. Он начертал на кирпиче имя ему любезное; имя своей жены — счастливая! — а я свое.
Стр. 648. «Что делать с таковым народом?» Далее в путевых записках иная редакция рассуждения о черкесах:
Можно попробовать влияние роскоши; новые потребности мало-помалу сблизят с нами черкесов: самовар был бы важным нововведением. Должно надеяться, что с приобретением части восточного берега Черного моря — черкесы, отрезанные от Турции… Есть наконец средство более сильное, более нравственное, более сообразное с просвещением нашего века, но этим средством Россия доныне небрежет: проповедание Евангелия. Терпимость сама по себе вещь очень хорошая, но разве апостольство с нею несовместно? Разве истина дана для того, чтобы скрывать ее под спудом? Мы окружены народами, пресмыкающимися во мраке детских заблуждений, и никто еще из нас не подумал препоясаться и идти с миром и крестом к бедным братиям, доныне лишенным света истинного. Легче для нашей холодной лености в замену слова живого выливать мертвые буквы и посылать немые книги людям, не знающим грамоты. Нам тяжело странствовать между ими, подвергаясь трудам, опасностям по примеру древних апостолов и новейших римско-католических миссионеров.
Лицемеры! Так ли исполняете долг христианства? Христиане ли вы? С сокрушением раскаяния должны вы потупить голову и безмолвствовать… Кто из вас, муж веры и смирения, уподобился святым старцам, скитающимся по пустыням Африки, Азии и Америки, без обуви, в рубищах, часто без крова, без пищи, но оживленным теплым усердием и смиренномудрием? Какая награда их ожидает? Обращение престарелого рыбака или странствующего семейства диких, нужда, голод, иногда мученическая смерть. Мы умеем спокойно блистать велеречием, упиваться похвалами слушателей. Мы читаем книги и важно находим в суетных произведениях выражения предосудительные.
Предвижу улыбку на многих устах. Многие, сближая мои калмыцкие нежности с черкесским негодованием, подумают, что не всякий и не везде имеет право говорить языком высшей истины — я не такого мнения. Истина, как добро Мольера, там и берется, где попадется.
Стр. 695. В черновом тексте строфа «Постимся мы…» читается:
Далее в рукописи зачеркнуто четверостишие:
Затем следуют стихи, также не вошедшие в окончательную редакцию:
ОТРЫВОК ИЗ ПУТЕВЫХ ЗАПИСОК, НЕ ВОШЕДШИЙ В «ПУТЕШЕСТВИЕ В АРЗРУМ»
Мы ехали из Арзрума в Тифлис. Тридцать человек линейских казаков нас конвоировали, возвращающихся на родину. Перед нами показался линейский полк, идущий им на смену. Казаки узнали своих земляков и поскакали к ним навстречу, приветствуя их радостными выстрелами из ружей и пистолетов. Обе толпы съехались и обнялись на конях при свисте пуль и в облаках дыма и пыли. Обменявшись известиями, они расстались и догнали нас с новыми прощальными выстрелами.
— Какие вести? — спросил я у прискакавшего ко мне урядника, — всё ли дома благополучно?