Осажденные робели; подпоручик Толстованов решился сделать вылазку и собрал 45 человек охотников. С высоты батареи начали бросать горячую золу и лить вар на бунтовщиков и в сие время из-за угла батарейного рва Толстованов стремительно на них ударил в штыки. Бунтовщики бежали, давя друг друга и беззащитно убиваемые солдатами. Те, которые успели выбраться изо рва, подвергались картечи. Пугачев потерял до 500 убитыми и ранеными.
Около первого февраля раздалась в Городке пушечная пальба и колокольный звон, не умолкавшие целый день. Пугачев праздновал свою свадьбу с Устиньей Кузнецовой.
На яру старицы в 20 саженях от крепости мятежники взвели низкую батарею. Надлежало ее уничтожить. Девятого февраля осажденные сделали вылазку и зажгли батарею и ближнее строение. Бунтовщики ударили в сполох (в набат) и под предводительством Пугачева принудили их отступить. Однако, и батареи и ближайшие дворы сгорели, и место очистилось на 50 сажень.
При сей вылазке седьмой команды унтер-офицер Сапугальцев, находившийся первый на всех вылазках, в жару битвы не заметил отступления своих и остался сам третей посреди мятежников. Товарищей его убили; он сам, тяжело раненый, вошел в избу и лег с ружьем под лавку, противу дверей, дабы последним выстрелом поразить первого, кто войдет. Вошел Пугачев; Сапугальцев выстрелил, но пуля пролетела мимо злодея, задев только полу его кафтана. Храбрый Сапугальцев тут же был изрублен. В крепости церковь соборная и колокольня составляли одну линию с фасом переднего вала. Над самыми колоколами были два подмоста; на высшем — восемь окон на все стороны. Колоколы были сняты, и там стояла пушка, другая — на высшем подмосте (9 сажень и 13 сажень от земли). — Неулыбин донес и проч. — Гарнизон получил повеление быть в готовности. В то же время разобрали кирпичный пол и стали подрываться под неприятельский подкоп. Мятежники поспешили и, не дождавшись 70 пудов пороху, ожидаемого из Гурьева, подложили, сколько случилось, завалили камору и бросили огонь. Колокольня зашатавшись с удивительною тихостью начала валиться. Хотя паденье было тихо и камни, не быв разбросаны, свалились в груду, однако около 45 человек было убито (егеря седьмой полевой команды, стоявшие наверху колокольни на стене, между оной и церковью, в шалаше и кибитке). Также один канонер, казаки и погонщики, рывшие борозду, и несколько любопытных. Лишь только раздался взрыв и колокольня еще валилась — на всех фасах крепости загремела артилерия, и казалось, обоюдно хотели атаковать нечаянно. Бунтовщики, не ожидавшие таковой встречи, остановились, не смея показаться из-за валов. Через несколько минут они подняли свой визг. Но никто не шел, хотя начальники их и кричали: «на слом! на слом! атаманы молодцы». Никто не слушался, иные говорили: «ступайте сами». Осажденные умалили стрельбу и умолкли, лежа на прикладе. Визг продолжался до свету, но приступу не было. Мятежники разошлись, ропща на Пугачева, который обещал им, что при взрыве колокольни на крепость упадет каменный град и передавит весь гарнизон. Неулыбин награжден был деньгами.
19 февраля Пугачев уехал…
ЗАМЕЧАНИЯ О БУНТЕ
ИЗ ЧЕРНОВОЙ РЕДАКЦИИ
Ив. Ив. Дмитриев описывал мне Корфа как человека очень простого, а жену его как маленькую и старенькую дуру; муж и жена открывали всегда губернаторские балы менаветом à la reine. Он в старом мундире времен Петра I-го, она в венгерском платье и в шляпе с перьями.
Показание некоторых историков, утверждавших, что ни один дворянин не был замешан в Пугачевском бунте, совершенно несправедливо. Множество офицеров (по чину своему сделавшиеся дворянами) служили в рядах Пугачева, не считая тех, которые из робости пристали к нему. Из хороших фамилий был Шванвич; он был сын кронштадтского коменданта, разрубившего палашем щеку графа Алексея Орлова.
Хотя дворянство не было еще освобождено от телесного наказания, но уже правительство намеревалось обнародовать о том указ.
Анекдот о разрубленной щеке слишком любопытен. Четыре брата Орловы (потомки стрельца Адлера, пощаженного Петром Великим за его хладнокровие перед плахою) были до 1762 году бедные гвардейские офицеры, известные своей буйною и беспутною жизнью. Народ их знал за силачей — и никто в П. Б. с ними не осмеливался спорить, кроме Шванвича, такого же повесы и силача как и они. Порознь он бы мог сладить с каждым из них, но вдвоем Орловы брали над ним верх. После многих драк они между собою положили, во избежание напрасных побоев, следующее правило: один Орлов уступает Шванвичу, и, где бы его ни встретил, повинуется ему беспрекословно. Двое же Орловых, встретя Шванвича, берут перед ним перёд, и Шванвич им повинуется. Таковое перемирие не могло долго существовать. Шванвич встретился однажды с Федором Орловым в трактире, и пользуясь своим правом овладел бильярдом, вином и с позволения сказать девками. Он торжествовал, как вдруг, откуда ни возьмись, является тут же Алексей Орлов, и оба брата по силе договора отымают у Шванвича вино, бильярд и девок. Шванвич уже хмельной хотел воспротивиться. Тогда Орловы вытолкали его из дверей. Шванвич в бешенстве стал дожидаться их выхода, притаясь за воротами. Через несколько минут вышел Алексей Орлов, Шванвич обнажил палаш, разрубил ему щеку и ушел; удар пьяной руки не был смертелен. Однако ж Орлов упал. Шванвич долго скрывался, боясь встретиться с Орловыми. Через несколько времени произошел переворот, возведший Екатерину на престол, а Орловых на первую степень государства. Шванвич почитал себя погибшим. Орлов пришел к нему, обнял его и остался с ним приятелем. Сын Шванвича, находившийся в команде Чернышева, имел малодушие пристать к Пугачеву и глупость служить ему со всеусердием. Г. А. Орлов выпросил у государыни смягчение приговора.