1 сладостям.
2 Подвижность ума.
3 Жуковский часто попадает впросак; он наивен, как дитя.
4 Графиня Ламберт первая возвестила мне о взятии Варшавы: справедливо, чтобы она получила первый экземпляр. Второй для вас.
5 Когда я найду две другие строки, пришлю их вам.
6 Из всего, что он написал, мне понравилось одно; хотите, чтобы я это написал вам в альбом? «Если бы я мог еще верить в счастье, я бы искал его в единообразии житейских привычек».
↓
<А. О. СМИРНОВА-РОССЕТ>
ИЗ «АВТОБИОГРАФИЧЕСКИХ ЗАПИСОК»[398
]
Летом в Павловске я познакомилась с семейством Карамзиных. <…> Они жили в Китайских домиках, и тут началась долголетняя дружба с этим милым семейством. Катерина Андреевна, по-видимому сухая, была полна любви и участия ко всем, кто приезжал в ее дом. Они жили зимой и осенью на Владимирской против самой церкви и просили меня у них обедать. После обеда явился Фирс Голицын и Пушкин и предложил прочитать свою последнюю поэму «Полтаву». Нельзя было хуже прочесть свое сочинение, как Пушкин. Он так вяло читал, что казалось, что ему надоело его собственное создание. <…> Он читал так плохо и вяло, что много красот я только после оценила. C’est magnifique1. Так прекрасно описание украинской ночи, любовь молодой красавицы, дочери Кочубея, к старому Мазепе, от которого ее отец погибает на плахе. Одним словом, c’est un chef-d’oeuvre. Je n’ai pas les oeuvres de Pouchkine avec moi, tu les trouveras dans motre maison. Il a voulu que je dise mon opinion, et j’ai bêtement dit que c’etail très bien2[399
].
<…> У Потоцкого были балы и вечера. У него я в первый раз видела Елизавету Ксавериевну Воронцову в розовом платье. Тогда носили cordelière3. Ее cordelière были из самых крупных бриллиантов. Она танцевала мазурку на удивленье всем с Потоцким. <…> На его вечерах были des huissiers4 со шпагами, официантов можно было принять за светских франтов, ливрейные были только в большой прихожей, омеблированной как салон: было зеркало, стояли кресла и каждая шуба под номером. Все это на английскую ногу. Пушкин всегда был приглашен на эти вечера и говорил, что любителям счастья, все подавали en fait de rafraîchissement5 и можно называть то то, то другое, и желтенькие соленые яблоки, и морошку, любимую Пушкиным, брусника и брусничная вода, клюквенный морс и клюква, café glacé6, печения, даже коржики, а пирожным конца не было.
<…> Александра Васильевна d’Hoggier вышла замуж за Ивана Григорьевича Сенявина; она устроила свой дом на Аглицкой набережной <…> У нее делали живые картины «La leçon de musique en Torbury»7<…> Потом была картина графини Завадовской «La mère de Gracques»8, она лежала на кушетке, дети стояли за спиной ее, кажется, оба сына Сенявиной. Она так была хороша и в ней было столько спокойной грации, что все остолбенели. Эту картину повторяли три раза. Потом я в итальянке, в крестьянском итальянском костюме сидела на полу, а у ног моих Воронцов-Дашков в костюме транстевера лежал с гитарой на полу. Большой успех, и повторили три раза, и, не сняв костюм, оделись и в каретах отправились к Карамзиным на вечер;[400
] я знала, что они будут танцовать avec un tapeur9. Все кавалеры были заняты, один Пушкин стоял у двери и предложил мне танцовать с ним мазурку. Мы разговорились, и он Мне сказал: «Как вы хорошо говорите по-русски». — «Еще бы, мы в институте всегда говорили по-русски, нас наказывали, когда мы в дежурный день говорили по-французски. А на немецкий махнули рукой». — «Mais vous êtes Italienne?» — «Non, je ne suis d’aucune nationalité: mon père était Francais, ma Grande-mère était une Geoigienne et mon Grand-père — un Prussien. Mais je suis orthodoxe et Russe de coeur10. Плетнев нам читал вашего «Евгения Онегина», мы были в восторге, но когда он сказал: панталоны, фрак, жилет, мы сказали: какой, однако, Пушкин индеса11». Он разразился громким веселым смехом personal12. Про него Брюллов говорил «Когда Пушкин смеется, у него даже кишки видны».