Выбрать главу

***

Какие такие стихи читали, что за них люди деньги платили?

Ну, например, такие:

Быть падшей женщиной — приятно:

За сиськи всяк тебя берет,

Ходить ведет по ресторанам,

Деньжата пачками дает,

Но время быстро пролетает,

Уж замуж просится душа,

И тут девчонка понимает,

Что честь ей — ужас как нужна.

Так берегите честь, девчата!

Без чести просто никуда!

И трата-тата тратата

До свадьбы лучше — никогда!

Уж лучше без ноги остаться!

Полюбит, может, инвалид.

Бесчестной ж век одной скитаться,

Постыдный свой влачая быт.

Картинка: Этот манекен Авдей привез с собой из Ростова-на-Дону.

Красивая молчаливая подружка участвовала во всех акциях художников на Арбате и составляла компанию в путешествиях по Москве. Она была очень популярна, и ее фотографии, с Авдеем и без него, то и дело появлялись в разных газетах в виде «фотозарисовок» — я лето 1990 года проводил в городе Надыме, на самом крайнем из северов Тюменской области, и мне было приятно, открыв «Труд», увидеть в разделе «Фотоконкурс Труда» изображение Оганяна с этой вот красоткой в обнимку, пьющего газировку из автомата.

Снимки эти появляются в газетах до сих пор, например эта — из «Аргументов и фактов» за 1997 год. Хотя сама красотка давно уже куда-то пропала.

Армения

А.Сарьян, классик армянской живописи

Армянин Тер-Оганян в Армении как раз никогда не был, и побывал там лишь в середине 1990-х, будучи уже весьма выдающимся московско-международным художником.

Именно в качестве известного международного художника он там и пребывал: он там был с выставкой.

Это не была его персональная выставка, это была грандиозная выставка всех нынешних московских авангардных художников. Большой группой они посетили дружественную суверенную Армению, возглавлял делегацию аж сам замминистра культуры РФ, вот фамилию забыл, нужно уточнить у Оганяна. Целым табором («богема», кстати, в переводе с французского, как раз и значит — «цыгане»), караваном «Икарусов» месяц они разъезжали по градам, селам и селениям Армянской республики вплоть до самых горных глухих ее углов, чтобы продемонстрировать дружественному армянскому народу новейшее московское искусство, — выставка специально была затеяна так, чтобы ознакомить с этим искусством не одних столичных жителей Еревана, а —

Объясним, почему это стало возможным.

Потому, что организовывало ее — армянское КГБ.

Точнее даже — армянское НКВД, ибо КГБ с милицией там объединено в единую организацию, подобно тому, каковой было именно НКВД во времена Берии.

Дело в следующем: начальник армянского НКВД — во всяком случае, тогдашний — был не кадровый мент, с юных лет посвятивший жизнь и душу ментовскому образу мысли и жизнедеятельности, а это был интеллигентный московский армян-диссидент, вынесенный на свой пост революционными преобразованиями конца 1980-х. Вся его предыдущая жизнь протекала в Москве, и притом в московских диссидентских подпольях, поэтому с еще 1970-х он был знаком и дружен с московскими еще тогдашними авангардистами, также, как известно, находившимися в полуподпольном состоянии. Став большим армянским начальником, он и пожелал проявлять себя, кроме прочего, покровителем искусств. Им указанная культурная акция и организована. По его повелению указанная кавалькада автобусов и мчится по высокогорному серпантину.

Почетный эскорт милицейских машин сопровождает их. С песнями, гиканьем и свистом они врываются в мирное армянское село, мечущееся в ожидании почетных гостей. Выстроенные в шеренгу, руку под козырек, их встречают те, кому их указано встречать. Ереванский гэбэшный начальник, приданный художникам в качестве сопровождающего, представляет им встречающих: прокурор района, районный начальник милиции, начальник ГАИ.

— Господа московские художники! Райотдел милиции для встречи с прекрасным построен! — докладывает начальник.

Художники в ужасе переминаются с ноги на ногу. Те самые менты, основная цель жизни которых, как известно, тащить мастеров искусств к себе в узилище из-за факта распития спиртного напитка в неположенном, по их ментовскому мнению, месте, и запирать в обезьяннике за отсутствие прописки, и бить дубинкой по бокам просто потому, что они — менты, и вот —