Дальнейшее на мой вкус вышло весьма прозаично, хотя меня хватило на долгий забег (я не про свои речи). Маршруты человеческих сближений могут быть как угодно занятны и разнообразны, но после известной минуты все они приводят на одну и ту же болотистую тропу. Прочавкав по ней пару раз, вряд ли найдешь что-то неизведанное в новом объекте страсти. Лица же в это время даже не видать.
Мне вспоминается известная история.
Одна знатная дама пригласила домогавшегося её принца (подобное поведение было весьма дурным, так как оба состояли в браке) на ужин. Кушанья на нем имели одну странность: подавали много перемен, но все блюда были из куропатки под разными соусами. Жареная куропатка, вареная, тушеная, суп из куропатки и так далее.
Когда принц наконец спросил, в чём причина, дама объяснила, как глупо желать новых и новых блюд, зная, что все они будут сделаны из того же самого. Принц понял намек и оставил свои притязания.
Но большинство дам, увы, ведет себя так, словно у них под юбчонкой не вчерашняя куропатка в луковом соусе, а что-то неслыханное и невиданное с большим сверкающим брильянтом в центре.
Впрочем, будем справедливы. Девы, ныряющие в омут страсти впервые, имеют на это право. Пафос Юлии показался мне тревожным, но я не придал ему особого значения. Подумаешь, дева начиталась рыцарских романов. Увы мне, увы.
Но прозревать будущее я не умел.
Возможно, слова гримуара о «цветке первой любви» и «шелке равнодушия» следовало понимать метафорически, но у них было и буквальное значение, поэтому на всякий случай я захватил с собой шелковый платок и сохранил на нем доказательство своего нечестивого подвига.
Я слышал, что некоторые распутники собирают коллекцию таких платочков с первой девичьей кровью без всякой магической цели, из чистого тщеславия – но мне он нужен был для того, чтобы бросить на стол перед гримуаром.
Насладился ли я опытом?
Если бы у нашего свидания был тайный наблюдатель, он решил бы, что я воспользовался моментом как самый изощренный развратник. Внешне все выглядело именно так.
Но и в самые упоительные минуты я думал не о прелестях Юлии, а о том, верно ли я выполняю задание гримуара. Евангелист прав – нельзя служить двум господам: одного будешь обманывать. Плотская страсть моим господином не была точно. Поэтому Юлию я не просто соблазнил, но и обвел вокруг пальца.
За последнее мне было особенно стыдно: несмотря на птичьи мозги (это ведь не обязательно недостаток – вспомните, что Господь говорил про птичек небесных), она все-таки оставалась красавицей.
Меня, однако, удивила её предусмотрительность, странным образом соседствовавшая с невинностью. Она заставила меня надеть на жезл страсти специальный чехольчик из бараньей кишки – guanto d’amore[2], как их называют в Венеции, а потом сама же его сняла и унесла, чтобы выбросить. Такими чехлами пользуются опытные сладострастники, желающие предохранить себя от венериных болячек, и было необычно видеть его в пальцах девы. А я, дурак, ещё распинался про перчатку.
Ну ничего, думал я, возвращаясь домой, восемнадцать лет – это не вполне ещё старость. Быть может, следующий её любовник…
Я не знал, как трагична будет развязка этой истории.
Дело в том, что образ смазливого юноши с моста остался в памяти Юлии – и она выяснила, кто он.
Услышав про многочисленные скандалы со служанками, она, видимо, решила, что Ромуальдо соблазнил её из тщеславия, с целью похвастаться своей победой перед друзьями и опозорить враждебный дом.
Дальше все развивалось быстро. Как шептались в городе, Юлия передала Ромуальдо через свою кормилицу надушенную мускусом записку, на которой нарисовала розу и череп.
Записка приглашала Ромуальдо на свидание в… склепе. Парень ничего не знал о моих похождениях в его образе – но, видимо, решил, что служанки разнесли весть о его подвигах по всей Вероне и теперь у него будут клиентессы из знатных дам. Дураку бы сообразить – перезревшая дева не просто так зовет его в склеп. Но он, видно, потерял голову от тщеславия.
Юлия не подвела. Она заперла дверь изнутри, напоила Ромуальдо вином, куда подмешала мышьяк, а потом, отдавшись ему напоследок, закололась кинжалом на его глазах. Бедняга, наверное, даже не понял, почему его встречают такой энергичной пантомимой.
Или провожают.
Перед тем как заколоться, Юлия бросила ключ от двери в узкую шахту в кладке пола, откуда его невозможно было достать. Ромуальдо, видимо, решил, что утром его крики привлекут прохожих – но потом начал действовать яд. Бедняга заблевал весь склеп, обделался несколько раз и умер.