Поставил обратно и дальше пошёл.
Так этот жёлтый не понял братской солидарности и не оценил славянскую широту души. Наперёд забежал, подпрыгнул – «йа!» – и боцмана, в натуре, пяткой в нос.
Потом того целый час на пирсе водой обливали, чтоб вернуть к жизни.
Пральна! За Брюса Ли! Выпем!
Не, Куба жениться и не думает. Они же все бляди.
Корабль на рейде перед отплытием. Жена капитана на буксирном катере подошла. Счастливого плавания, милый!
На обратном пути в рубке двум мотористам и рулевому по очереди дала.
За свободу! За блядей! Выппэм!
А товар из загрáнки трудно провозить. У замполита корабля в команде не меньше двух сексотов. Ящик вискаря везёшь, и то – всýчат.
– Так я не поял. На корабле там замполит есть?
– Обзательно.
– Так лучче я и дальше буду сухопутной крысой!
Пральна! За крыс! Выпмм!
Но я чётко помнил, что шёл в аптеку; мать попросила до отъезда в Нежин съездить за лекарством.
Поэтому я тепло попрощался с водоплавающим Кубой, хотя лимонные корки ещё не скребли по дну трёхлитровой банки, а в сковородке от яишницы кое-где поблёскивали не до конца вытертые хлебом капли подсолнечного масла.
– Не! Не! Я сё зна, сё бу ништяк!
На Переезде я пересел в трамвай до Универмага, за которым была та самая аптека.
Я чётко сошёл с трамвая, обогнул Универмаг, зашёл в стеклянную дверь, подошёл к стеклу перегородки и, на вопрос женщины в белом, вдохнул воздух, но вдруг понял, что даже если бы я и вспомнил название лекарства, то всё равно бы выговорить не смог.
С горьким сожалением, я сделал выдох, молча развернулся и сокрушённо вышел.
Площадь я всё же как-то пересёк, но понял, что дальше – кирдык, и переключился в режим подчинения ангелу-хранителю.
Он завернул меня в дворы пятиэтажек, выбрал правильный подъезд и проследил, чтоб я не сверзился на тёмной лестнице незнакомого подвала.
Затем он повёл меня по длинному коридору до того места, где рассеянный свет из проёма приямка обнаруживал опёртую о стену кроватную сетку. Оставалось лишь опустить её на пол и самому опуститься на неё. Кожух и шапка послужили спальным мешком.
Проснулся я в негнущемся состоянии, но всё же успел на последнюю электричку до Нежина.
На следующий выходной я снова вызвался сходить в аптеку за лекарством, если мать напомнит название, но она сказала нет, уже не надо.
В фойе Нового корпуса проводился предновогодний вечер танцев для студентов.
Мы с Ирой танцевали там и какая-то преподавательница с биофака пришла в восторг и объявила нам, что мы созданы друг для друга.
Приятно такое слышать, тем более от разбирающегося в особях специалиста.
Но потом у меня разошёлся зиппер на джинсах. Длины свитера не хватало прикрыть эту прореху.
Тогда я, в пустой аудитории, попытался пристегнуть свитер к низу ширинки неизвестно откуда взявшейся у Славика булавкой.
Это не помогло, потому что стреловидно оттянутый свитер начал напоминать девочкóвый купальник-трико, а меня мучило постоянное опасение, что булавка расстегнётся и уколет если не в одно, так в другое точно что-нибудь.
Пришлось пойти в общагу и переодеть джинсы.
Обычно запасной одежды я в комнате не держал – в чём приехал из Конотопа, в том и уехал. Однако, в тот раз как-то так сложилось – я привёз нарядные джинсы для танцев.
По возвращении в фойе, я застал Иру в увлечённой беседе с каким-то молодым человеком. Он мне сразу не понравился, несмотря на то, что оказался кем-то из её давних знакомых.
Вероятно, я не смог скрыть своей к нему неприязни, и та стала взаимной.
До рукоприкладства дело не дошло, но мы с ним перешли на угрожающие тембры голоса.
В какой-то момент я отвлёкся от этого противостояния, взглянул на Иру и – поразился.
Она цвела счастьем.
Никогда прежде я не видел столько радости в её глазах.
По пути домой она доказывала мне неправильность моей реакции на нормальную ситуацию, а я в пол-уха оборонялся и укладывал в голове новое открытие.
( … женщина – это самка, для которой миг наивысшего блаженства тот, когда два самца готовы сшибиться ради неё рогами. За неё, за призовую самку.
Вот так-то вот.
Пигмалионишь, превращая статую в живую плоть; пашешь как папа Карло, а потом кто-то явится на готовенькое.
Неадекватно получается…)
Новый год Ира встречала в общаге.
До её прихода я сервировал стол на двоих, а потом вдруг решил сделать ей сюрприз, точнее – новогодний подарок.
Меня как-то приучили думать, что чем дольше, тем лучше.
В смысле бóльшая продолжительность акта является показателем его качественности.
Человечество нашло немало путей к повышению качества.
Простейший – хряпнуть стакан-другой, но на этом пути нужна правильная закусь. Проспер Меримé, например, рекомендует блюда из петушиных гребней.
У меня не было даже сала.
Пришлось идти другим путём и, опираясь на жизненный опыт, изыскивать иные средства.
Опыт подсказывал, что из двух актов второй всегда длиннее.
Так что я решил предварить акт актом.
По коридору как раз бегала Пляма.
Я не стал излагать ей всю подоплёку моего неожиданно возникшего к ней интереса и объяснять, что собираюсь использовать её исключительно в целях технического содействия.
Хотя такая откровенность её бы не задела.
Она и не такое видела в киевском университете, откуда перевелась на наш англофак во избежание отчисления за блядство.
Возможно, имелись и какие-то другие причины – она упоминала вскользь, что её муж вообще ничего не носит под джинсами.
Ну, не знаю; для меня всё это слишком сложно.
Техническая помощь проводилась в нейтральной, разумеется, комнате и орогенитальным способом, но, увы, безрезультатно.
Возможно из-за её предупреждения не мять ей груди – у неё там нет эрогенных зон. Не помогли даже кудряшки цвета воронова крыла и очки, которые она так и не снимала.
А ведь какой был стройный план!
И какая готовность к беззаветному самопожертвованию!
Что может явиться более ярким свидетельством любви и заботы по отношению к девушке, чем минет Пляме, которая понятия не имеет где у неё вообще эти эрогенные зоны!
Но я не сказал Ире, на что пришлось пойти ради того, чтобы ей было хорошо.
У меня нет привычки подчёркивать свои положительные стороны и афишировать благородные поступки.
Позднее в ту новогоднюю ночь, когда мы с Ирой снова сели за стол, завернувшись в простыни как в тоги, Пляма прошла мимо двери распахнутой в коридор.
Там шумно и радостно поздравляли друг друга те, кто встречал Новый год в общаге.
Она вежливо постучала в дверной косяк, была приглашена за стол, угощена вином и стала расспрашивать Иру о её житье-бытье.
Ира прогнала ей дуру, будто она замужем, но её муж-геолог редко бывает дома.
Пляма, которая совсем недавно перевелась из Киева в Нежин, верила всему, а мы с Ирой ухохатывались.
Заносчивые, наивные римляне в простынных тогах, мы потешались над легковерной Плямой, не зная, что любая шутка – это правда, которой просто не пришло ещё время исполниться.
Закончилась зимняя сессия и мы с Ирой поехали в Борзну – её подруга Вера выходила замуж за жениха в солидном звании майора.
В отличие от моей первой борзнянской свадьбы, эту гуляли не на дому, а в большой кафе-столовой на главной площади райцентра и продолжалась она два дня.