– Я здесь, любовь моя, – прошептал он. – Я в безопасности. Успокойся, все прошло.
Эйдан прислушался к себе и понял, что его сердце, которое он считал мертвым, вновь бьется, причем настолько быстро, что он даже испугался, как бы оно не проломило ребра и не улетело в лес, как испуганная птица. Дина было слишком много, он не знал, куда смотреть. Ясные голубые глаза, в которых отражался острый ум и чистая душа, лучистые морщинки в уголках глаз, мужественный подбородок с привлекательной складкой в центре, прямой нос, золотые локоны, сильные руки, очаровательные уши, складки на лбу… Перед ним был Дин. Живой Дин.
Эйдан обхватил его руками, заключая в объятия; от счастья ощущения возлюбленного рядом с собой можно было умереть на месте. Он с силой сжал загривок блондина, привлекая того в порывистый резкий поцелуй. Он впивался с мягкие губы с отчаянием обреченного, и Дин отвечал с не меньшей энергией, требовательно исследуя рот брюнета языком, утверждая свое право на то, что и так принадлежало ему. Он застонал, когда Эйдан приподнял его над землей, сокращая расстояние между ними до минимума. Они хотели, чтобы этот поцелуй длился вечно. Это была не просто ласка – это было нечто большее. Поцелуй вновь разжигал огонь в их телах и душах, и закалившаяся в этом пламени связь между ними стала сильнее, чем когда бы то ни было. Лишь одного не хваталось Эйдану – возможности одновременно целовать Дина и видеть его глаза.
Когда они, наконец, отстранились друг от друга, Эйдан вновь поставил возлюбленного на землю, тем не менее не разжимая объятий. Он все еще боялся, что Дин исчезнет без следа. Впрочем, и блондин вцепился в его плащ также крепко.
– Но как? – наконец, спросил Эйдан, прижимаясь щекой к шее Дина и тяжело дыша. – Как ты смог избежать огня? Я видел, как похоронили твои останки. Я был там. Это невозможно. Прошу, скажи, что ты действительно здесь. Я не могу потерять тебя вновь.
50 часами ранее
– Тебе придется все рассказать, О’Горман. Я должен знать, что случилось под деревом, – настойчиво повторил Мактавиш.
Дин нахмурился, но промолчал.
– Почему ты не хочешь поговорить? Терять тебе уже нечего, – заметил шотландец.
– Есть, и много чего, – возразил Дин, по-прежнему сохраняя спокойствие.
– Что?
– Вы достаточно умны, чтобы понять, – отрезал Дин.
Он не хотел разговаривать. Эта беседа будила смутные дурные предчувствия. Он не думал, что Мактавиш способен на грубость или жестокость, и все ж блондин предпочел бы провести последние часы жизни в одиночестве, погрузившись в воспоминания о счастливых моментах прошлого, а не выслушивать лекции от тюремщика.
– Из-за молодого Тернера, ведь так? – спросил мужчина.
Дин кивнул и отвел взгляд, понимая, что в покое его не оставят. И Мактавиш не замедлил задать следующий вопрос – не менее прямой, чем предыдущие:
– То, что говорят в городе, правда? Что ты спишь с ним и другими мужчинами?
– Зачем вам это? – подозрительно покосился на него Дин; над Эйданом все еще висела опасность, если он признается в их связи, слухи превратятся в факты.
– Я не собираюсь трепаться. Но мне нужно знать правду, – чуть смягчившись, уверил его кузнец.
– Зачем? Чтобы не чувствовать угрызений совести, когда завтра посадите меня в повозку и отправите на эшафот? – горько усмехнулся Дин.
– Я хочу узнать правду, – повторил Мактавиш. – Мне важно знать, чья кровь будет на моих руках: справедливо осужденного или невиновного. Завтра я стану свидетелем твоей смерти, Дин, но не думаю, что это принесет мне радость…
Дин вздохнул и кивнул. Он взял небольшую деревянную скамейку, которая была в его камере, поставил около решетки и сел.
– Тогда, вероятно, вам принесет облегчение то, что я действительно виновен… – тихо проговорил он, задумчиво проводя рукой по коротким светлым волосам.
Его собеседник внимательно взглянул на него, но ничего не сказал, ожидая продолжения.
– Впрочем, виновен я только в одном: в своей любви к Эйдану. Но слухи лгут. Я никогда не делил постели с кем-то другим. Эйдан для меня единственный, и свое согласие он дал добровольно. Я никогда не принуждал его к чему-либо, – Дин поднял голову и встретил чужой взгляд. – Но учтите, кто бы ни спросил меня об этом, я буду все отрицать. Я солгу, не задумываясь. Скажу, что насиловал его, что превратил его жизнь в ад, что он никогда бы не пошел на подобное по своей воле. И даже под пытками мои слова останутся неизменными.
– Они никогда в это не поверят, – возразил Мактавиш. – То, с каким упорством Тернер добивался встречи с тобой, говорит об обратном, – Дин промолчал, но взгляд не отвел, и мужчина продолжил. – Почему ты готов принять пытки и даже умереть ради другого?
– Разве вы не сделали бы того же ради своей жены? – Дин слегка наклонил голову и печально улыбнулся.
– Безусловно, – фыркнул Мактавиш. – Она моя жена, и я люблю ее. Но Тернер тебе не жена. Мужчины не могут любить друг друга. Это безумие, преступление против природы и Божьего замысла.
– Я не претендую на то, чтобы понимать волю Господа… – Дин устало потер лоб: разговор зашел в тупик. – Возможно, он допустил ошибку, устроив так, что я и Эйдан жили в одном месте и в одно время. Но я люблю его, Мактавиш. Люблю всем сердцем.
– А ты не пробовал… другие способы?
– Видит Бог, пробовал… – невесело усмехнулся заключенный. – Когда я был солдатом, товарищи однажды позвали меня с собой в бордель. У меня ничего не получилось с предложенной мне девушкой… Так что мы просто поговорили, – он слегка покраснел от неприятных воспоминаний.
– И это не вызывает у тебя отвращения? Быть с другим мужчиной? – вновь спросил тюремщик. – Я не понимаю.
– Я и не ждал от вас понимания, – внезапно вскинулся Дин, больше не скрывая раздражения. – Я сам этого не понимаю! Нравится или нет, но я такой. Любовь, привязанность, желание… Все, что вы чувствуете к своей жене, я испытываю к Эйдану. И мне наплевать, что он мужчина! Я хочу касаться его, ласкать, целовать, но сильнее этого я хочу, чтобы он был в безопасности. Чтобы у него была достойная жизнь! Я хочу, чтобы он был счастлив. И ради этого я готов умереть тысячу раз!
Глаза шотландца округлились, и на несколько мгновений он лишился дара речи от такой вспышки. Пылкая речь Дина явно выбила его из колеи.
– Ты больше всего заботишься о его безопасности? – наконец, справившись с собой, спросил он. – Именно поэтому ты убил двух человек и взял на себя вину за тройное убийство? Чтобы защитить Эйдана, который проломил камнем череп юному Бейкеру, пытаясь вырваться из рук трех ублюдков, решивших линчевать его?
Теперь пришел черед удивляться Дину. От ужаса у него скрутило внутренности, а во рту мгновенно пересохло. Никто не знал об этом кроме Эйдана… и Армитэджа… АРМИТЭДЖ!!!
– Откуда… – начал он, пытаясь совладать с внезапной дрожью.
– Армитэдж, – подтвердил Мактавиш его подозрения.
Дин побледнел. Он потерпел неудачу. Он оставил своего вороненка в руках предателя. Любимый оказался в опасности, а ведь он был уверен, что книготорговец позаботится об Эйдане, когда его, Дина, не станет. Теперь же юношу тоже ждала тюрьма.
Дин сжал кулаки и медленно поднялся, готовый ударить, убить, разорвать на части любого, кто будет угрожать его Эйдану. Он был готов на все и не сомневался бы ни секунды, но что он мог сделать, находясь за решеткой? Он вновь посмотрел на кузнеца, который наблюдал за его действиями с легким любопытством.
– Вы его арестуете, – прошипел Дин. – Ведь так, Мактавиш? Вы убьете его? Отдадите его на растерзание чудовищу, которое правит этим городом и смеет называть себя пастором?
Тюремщик вскочил и подошел вплотную к решетке.
– Кем ты меня считаешь, О’Горман?! – его лицо покраснело от ярости. – Одной из марионеток Блэкхока? Пытаешься оскорбить меня? Ты хоть знаешь, что сделал его сын?