— Я зряч, — парировал Коваш. — Я уверовал в Заступника, Бога истинного, и он вернул мне зрение.
— И Змеедушец способен творить чудеса, если ему это выгодно, — отрезал Шани. — Молись, мой друг, чтобы простился тебе грех заблуждения и малодушия. По твоей старости земное правосудие тебя пощадит, надейся на милость правосудия небесного.
— Еретик и маловер, — отрезал Коваш. — Вижу твой скорый конец, на том же костре, который ты готовил Заступнику.
Шани обожгло, словно он получил пощечину. Люди в храме молчали и смотрели на него — и он вдруг ощутил их молчаливую поддержку.
— Если мой народ решит, что я этого достоин, — промолвил Шани, — то пусть будет так.
Потом Коваша окружила и оттеснила в сторону охрана храма, которая наконец-то вспомнила о своих прямых обязанностях, священник долго призывал собравшихся успокоиться и принять, наконец, святые дары, а люди все не могли угомониться и прийти в себя, и Шани чувствовал, что победил, но это только временная победа. Он обернулся к Нессе: та стояла, сцепив пальцы в замок, и выражения ее лица Шани не понял.
— Ну что, промолвил он. — Пойдем к фонтанам?
* * *
Вечер выдался на удивление теплым и свежим, словно лето решило вернуться и задержаться в столице еще немного — хотя бы на одну ночь, на несколько часов до рассвета, когда снова соберутся тучи, и пойдет дождь — теперь уже до самой зимы. Стоя на открытой веранде оранжереи, Несса с удовольствием вдыхала чистый воздух, наполненный ароматом пушистых осенних цветов. Ей хотелось побыть одной, и оранжерея, из которой давно ушли садовники, была для этого самым лучшим местом.
Шея почти не болела, но дотрагиваться до нее было неприятно. Вечером Несса решила не прятать синяков — все равно никто ее не увидит, так от кого скрываться? В прорехи высоко плывущих туч выглядывала луна: крупная, оранжевая, совсем не похожая на земную. Несса подумала, что, возможно, Андрей сейчас тоже смотрит на луну — и от этой мысли ей стало спокойно и немного грустно.
Со стороны парка послышались шаги, и Несса невольно пожалела о том, что ее одиночество было настолько недолгим. Хорошо бы это был кто-то из дворцовой челяди или охраны: увидев императрицу, они бы и не приблизились к ней. Впрочем, всмотревшись в вечерние сумерки, Несса разглядела в идущем Кембери и не удержала улыбки. Он был единственным, кого сейчас ей бы действительно хотелось увидеть. А Кембери увидел ее — прямую, стройную, стоящую как белая свеча, как изваяние — и едва не сорвался на бег.
— Моя госпожа…
— Вивид, — выдохнула Несса. — Что вы тут делаете?
— Я хотел вас увидеть, — произнес Кембери и поднес к губам руку Нессы. — Я просто понял, что без вас не переживу этот вечер.
— Нас могут заметить, — испуганно промолвила Несса. Во дворце у всех стен были и бдительные глаза, и ушки на макушке, и не хватало еще, чтобы слишком ретивый слуга побежал докладывать о том, что у ее величества свидание в оранжерее.
— Мы одни, — Кембери выпустил ее руку и приблизился вплотную. Несса впервые ощутила его запах и как-то вдруг поняла, что видит Кембери в последний раз. Это открытие было настолько внезапным и бесконечно ясным, что она отступила в сторону и прошептала:
— Вам лучше уйти, мой друг. Я счастлива видеть вас и хочу увидеть еще, но не сегодня.
Кембери подхватил ее запястье и решительно привлек Нессу к себе. Несколько мгновений они стояли вплотную и смотрели друг другу в глаза, а затем Кембери выпалил:
— Хорошо, я уйду, если вы просите. Но перед этим знайте, что я люблю вас. Люблю страстно и бесконечно. С тех пор, как увидел в первый раз. Я ни о чем не смею просить вас, но знайте еще, что моя жизнь в ваших руках. Распоряжайтесь ею, как пожелаете.
— Уходите, — взмолилась Несса. — Умоляю вас, уходите. Вивид, мне страшно за вас.
— Страшно только одно, — сказал Кембери. — Утратить вас навсегда.
И приник к ее губам в поцелуе.
Время, казалось, остановилось, и Нессе чудилось, что так будет всегда: оранжерея, аромат цветов, лунный свет, скользящий по траве и двое, что не в силах оторваться друг от друга. Но потом поодаль очень деликатно кашлянули, и голос императора невероятно сладко осведомился:
— Простите, господа, я не помешаю?
И это было, словно удар плетью; Несса тотчас же подалась в сторону и увидела Шани. Тот держал в одной руке фонарь, а в другой — свою военную саблю, и выглядел одновременно яростным, гневным и очень несчастным. Судя по одежде, сообщение бдительного наблюдателя подняло его из кровати, где государь уже десятый сон видел.
— Шани, я… — начала было Несса, думая, что же тут можно сказать, кроме пошлых банальностей, но он коротко оборвал ее:
— Вон.
Несса не шевельнулась, и Шани повторил:
— Вон отсюда, шлюха. Потом поговорим, — и уже к Кембери. — Защищайтесь, сударь. Посмотрим, так ли вы хороши в бою, как в охоте на чужих жен.
— Я к вашим услугам, сударь, — с очаровательно куртуазным хамством промолвил Кембери и, расстегнув камзол, небрежно швырнул его в кадку с пышными тропическими цветами. — Посмотрим, умеете ли вы драться с мужчинами или предпочитаете женщин.
И клинки зазвенели.
Короткая восточная рапира Кембери явно не была рассчитана на поединок с аальхарнской боевой саблей — все-таки он шел не на дуэль, а на свидание и взял с собой чисто символическое оружие, хулиганов на улице отпугивать — однако бывший амьенский посол искупал недостатки рапиры агрессивностью и достойным уровнем фехтовальщика, и Несса видела, что Шани, в общем, очень неплохой боец, отхватил кусок не по зубам. Впрочем, тот явно не собирался сдаваться без боя, и вскоре батистовую рубашку Кембери раскроила первая кровавая полоса на груди. Больше всего Нессе хотелось закрыть глаза, ослепнуть, оказаться в десятке миль отсюда — лишь бы не видеть этого поединка и не знать, что он вообще возможен. Наконец Кембери обманным маневром заставил Шани раскрыться и нанес сильный удар в левую ключицу, а затем практически неуловимым движением подсек по ногам, и император рухнул на газон.
Несса вскрикнула так горько, словно ранили ее.
Кембери выдохнул с облегчением и подхватил саблю противника. Шани попробовал было встать, но Кембери ткнул его острым концом сабли в грудь:
— Лежи, мерзавец. Ну, как я и говорил: достойно сражаешься только с женщинами.
— Вивид, не надо! — взмолилась Несса, пытаясь оттащить бывшего посла от поверженного мужа, но Кембери было не сдвинуть с места. Темная кровь заливала рубашку Шани; тот дотронулся до раны, скривился и процедил:
— Сказал же тебе: уйди…, - и оттянул воротник рубашки, подставляя шею под удар милосердия: — Ну давай.
— Нет! — закричала Несса во всю мощь легких, но Кембери уже перехватывал саблю для нанесения удара, и Шани закрыл глаза, не желая уже ничего видеть. А потом негромко хлопнула пистоль.
Кембери растерянно посмотрел на Нессу, и сабля выскользнула из его ослабевших пальцев. Из пулевого отверстия в животе пульсирующими толчками выливалась кровь. Шани перевел пистоль выше и улыбнулся:
— Всего доброго, мой друг.
Вторая пуля вошла бывшему амьенскому послу в левый глаз, и он умер, как говорится, не успев понять, что умирает. Тело Кембери грузно рухнуло в траву и застыло там неопрятной кучей, и Нессе почудилось вдруг, что это она умерла, это ее застрелили из припрятанного оружия — именно тогда, когда она меньше всего это ожидала. Ей хотелось заплакать, закричать, любым образом избавиться от нахлынувшей пустоты с привкусом крови — но, застыв соляным столпом, она не могла и пошевелиться. Шани отбросил пистоль и осторожно поднялся на ноги. В свете луны его лицо теперь не выглядело зловещим — просто бесконечно усталым. Он провел ладонью по окровавленной рубашке и произнес: