В представлении новичков бумеранг прямо-таки неразрывно связан с австралийскими аборигенами. На самом же деле его можно встретить только в определенных районах континента. Кроме того, на охоте и в битве используется не тот вид бумеранга, который возвращается к запустившему его; такой бумеранг, как правило, служит лишь игрушкой.
Кроме копья, применяемого в охоте на валлаби, рыболовного копья и гарпуна для охоты на морского зверя туземцы Грут-Айленда знали пять видов боевых копий. Так, было копье из цельного куска твердого дерева, составное копье, наконечник которого из твердого дерева (длиной примерно тридцать сантиметров) был снабжен крючком и крепился к двухметровому древку. Оба эти вида боевых копий изготовлялись на самом острове и свидетельствовали о высоком мастерстве островитян.
Когда я впервые познакомился с аборигенами Грут-Айленда, вооруженные столкновения были непременной частью их жизни. И даже если убивали из-за тянущейся годами традиционной кровной мести, причиной этого обычно была женщина. Если кто-нибудь вступал в половые сношения с женой другого — а все созревшие для брака женщины имели мужей, — это само по себе еще не служило основанием для того, чтобы заколоть его копьем. Но если какой-нибудь мужчина убегал с женой другого или уводил ее к себе, такой поступок уже служил основанием для военных действий, также и в том случае, если это была юная девушка, обещанная другому в жены.
Аборигены на острове Грут-Айлепд вели оживленную торговлю с людьми на континенте, и в обмен на красную и желтую охру — один из главных предметов их вывоза — они получали в числе других товаров бамбуковые копья и копья с каменным наконечником. Бамбуковое копье было снабжено коротким наконечником из дерева твердой породы, а его древко — от полутора до двух метров длины — было очень легким. Жители побережья на материке пользовались этими копьями во время столкновений в мангровых болотах. Один человек мог нести до тридцати таких копий, и это давало большие преимущества при схватке в джунглях.
Предметом торговли было и копье с каменным наконечником; каменные наконечники поступали из знаменитой каменоломни Нгиллипиджи в глубине страны. Чтобы сохранить наконечники во время долгого пути, их завертывали в кору и перевязывали шнурами из волос. Часто такие наконечники уже на континенте прикрепляли к древкам, однако прямых стволов там не было. Поэтому жители Грут-Айленда, очень требовательные во всем, что касалось копий, обычно выбрасывали изогнутые древки купленных копий и заменяли их прямыми.
Слева направо: щит для парирования ударов (Виктория), так называемый крючковидный бумеранг (Центральная Австралия), метательная палица (Северная Австралия), палица (Квинсленд)
У пятого типа боевого копья наконечник был металлический, в форме листа лавра. В противоположность аборигенам в других областях Австралии жители северного побережья были знакомы с металлом, по-видимому, уже несколько сотен лет. Некоторые изделия из железа доставляли сюда макассары, ловившие рыбу у северного побережья Австралии, а австралийцы, если это железо попадало им в руки, перековывали металл на наконечники для копий. Обработка металла производилась тяжелым кремнем на каменной наковальне и требовала часов, а иногда даже дней упорной работы.
В 1938 году, когда я впервые попал на остров, будка для термометра и других приборов метеорологической станции находилась за забором из проволочной сетки с железными столбами — деревянный штакетник был бы моментально съеден термитами. Приходя туда на рассвете, чтобы отметить первые показания термометра, я неоднократно убеждался в исчезновении за ночь одного или нескольких опорных столбов забора. Я пытался помочь делу, бетонируя основания столбов, но даже и в этом случае я много раз находил их вырванными из земли или обломанными у основания.
Копья с металлическими наконечниками выглядели очень грозно и были заострены, словно лезвие ножа. Несмотря на это, туземцы считали менее тяжелыми ранения, причиненные этим копьем, чем копьем с каменным наконечником. Они говорили, что каменный наконечник «горяч» и «жжет», тогда как металлический — «холодный». Самым же скверным было ранение копьем с наконечником в виде крючка, потому что его нелегко извлечь: приходилось обламывать наконечник, оставляя его в теле, или проталкивать насквозь, если при этом не повреждались жизненно важные органы.
Туземцы не придавали большого значения своим ранениям. Однажды я увидел Нангиджимеру, мужчину тридцати четырех лет. Оп сидел на берегу моря выше линии, до которой доходит вода во время прилива. На левом бедре у него зияла ужасная рана, нанесенная копьем, а он понемногу сыпал в нее песок, чтобы остановить кровь. Я спросил его, что случилось, и ожидал, что он будет искать сочувствия, поскольку он ранен. Но Нангиджимера был очень доволен: «Теперь у меня есть жена!» Позднее я узнал, что Дамагальджиме, пятидесятипятилетней жене пятидесятилетнего Набиюры — всего у него было семь жен — не нравилось, что муж пренебрегает ею из-за других жен; поэтому она ушла к Нангиджимере. Набиюра не хотел, чтобы его старая жена вернулась к нему, но в знак возмещения ущерба Нангиджимера позволил прежнему мужу своей стыдливой невесты поразить его копьем в бедро. Это было в 1938 году.
А вот тридцатилетнему Наувивии пятью годами позднее не посчастливилось. У него была жена — десятилетняя Даблиамерериба. По праву она должна была стать женой Мадьяны (ему было двадцать пять), но Наувивия выкрал ее. Однажды ночью Мадьяна разрисовал себя трубочной глиной, нанеся на тело белые полосы, прокрался в лагерь Наувивии, заколол его копьем и увел девушку. Но хотя она и была его невестой по законам аборигенов, его подвергли тяжелому испытанию, поскольку он убил Наувивию. Для суда над ним собрались взрослые мужчины со всей округи — примерно двадцать человек, они также раскрасились трубочной глиной и гуськом примаршировали к побережью, причем каждый нес под мышкой связку копий. Мадьяна, вооруженный одной только вумерой — копьеметалкой, встал против них на расстоянии примерно тридцати шагов. Какой-то старик с седой бородой пробежал перед линией выстроившихся вооруженных туземцев и торжественным тоном рассказал им, в чем виноват Мадьяна, чтобы разжечь в них желание его убить.
Через несколько минут воины начали осыпать Мадьяну бранью, казалось, что это совершенно серьезно и что, как только полетят копья, его убьют. Наконец, один из мужчин вложил свое копье в вумеру и пустил его в Мадьяну. Тот ловко отскочил в сторону и легко отбил копье своей пращой. Всего в него было брошено восемьдесят или девяносто копий. Иногда сразу их летело два или три, но он выдержал испытание, не получив ни единой царапины.
По-видимому, несмотря на все старания седобородого, никто и не собирался убивать Мадьяну, которого в противоположность Наувивии любили. Между прочим, Наувивия был единственным туземцем, который пытался сознательно ввести меня в заблуждение, когда я задавал ему вопросы о его родственниках. Возможно, нечистая совесть, сознание незаконности своей связи с Даблиамерерибой заставляли его давать мне неверные сведения.
Аборигены довольно легко переносят ранения, которые для нас, людей, привыкших к «тепличной» атмосфере цивилизации, наверняка оказались бы роковыми. В апреле 1948 года я сопровождал в поездке по Грут-Айленду одну научную экспедицию. Однажды после захода солнца мы услышали громкие крики и вопли, издаваемые группой туземцев. Они пришли в поселок, который за время войны значительно увеличился, в нем даже появилась школа. Трое или четверо участников экспедиции сидели в классной комнате. Мы только что зажгли походную лампу и собирались сделать записи в своих дневниках. Внезапно шум замер. Один из туземцев вошел в школу и энергично доложил нам: