Когда я впервые встретился с ним, он как раз устраивал поселение для туземцев на южном берегу Лагуны Литла. В последующие два года это поселение было официально признано, но Фред Грей проживал в резервации еще нелегально. Полицейский и он дипломатично не замечали друг друга.
В июле 1938 года Фред Грей построил себе просторную хижину из кипарисового дерева. Крышу он покрыл корой бумажного дерева, пол сделал, как обычно, из утрамбованной глины, взятой из гнезд термитов. Хижина Грея находилась примерно в четырех километрах на юг от станции, в районе резервации туземцев, и потому официально персонал станции не имел права ее посещать. Но чтобы как-то нарушить монотонность своей жизни на мысе, предприимчивые служащие станции по вечерам «брали напрокат» лодку, намечали направление на Южный крест, если хижина Фреда Грея была не освещена, и гребли на ту сторону. Разумеется, полицейский узнавал о таких визитах, по закрывал на это глаза; позднее к Фреду Грею начали ездить и днем. Таким образом, поселение Фреда Грея стало как бы частью территории станции или, пожалуй, нейтральной зоной, на которой могли встречаться туземцы и персонал станции. Это приводило к ослаблению предрассудков и исчезновению скрытой враждебности людей со станции по отношению к аборигенам.
Давать оценку таким людям, как Фред Грей или Билл Харни (после войны он приложил много стараний, чтобы ознакомить широкие массы австралийского населения с жизнью аборигенов, показать, какой эксплуатации и дискриминации они подвергаются), следует, учитывая историческую ситуацию, в которой они жили. Я познакомился поближе с Фредом Греем только перед войной. В то время можно было назвать его идеалистом. Он был убежден, что, если научить туземцев земледелию, они смогут сами себя прокормить в условиях современной экономики. Чтобы доказать правильность этой теории, он основал туземное поселение возле лагуны Умба-Кумба (так по-малайски окрестили это место сами аборигены).
Миссионеры на Грут-Айленде и Арнхемленде видели во Фреде Грее своего соперника и делали все, чтобы его выжить. Перед войной это им не удалось. То, что он в конце концов продал свое поселение миссионерскому обществу, лишь свидетельствует о его хитрой политике и доказывает, что туземцы, по крайней мере в это время, поддерживали его, иначе они покинули бы поселение.
Но Фред Грей не был филантропом-миллионером, и, чтобы провести свои планы в жизнь, он был вынужден эксплуатировать туземцев. Он установил правило, по которому каждый абориген, пожелавший провести хотя бы одну ночь в Умба-Кумбе, должен был сдавать свое оружие. Это было разумно, поскольку тем самым устранялась возможность кровопролития. Но в то же время у Фреда образовалась целая коллекция из нескольких сотен первоклассных копий, которые могли бы принести славу любому этнографическому музею. Прежде всего это оружие давало наличные деньги, которые он выручал, продавая его персоналу станции. Аборигены, только что вышедшие из первобытного общества, в деньгах ничего не понимали. Фред использовал их для ловли жемчуга и платил им за это исключительно товарами — продуктами или куском материи на набедренную повязку. И если в довоенные годы такую эксплуатацию еще можно было как-то оправдать (ведь он стремился провести в жизнь весьма положительные для того времени планы), то в послевоенное время когда аборигены, как и другие колониальные народы, начали сами бороться за свою независимость, подобные методы оказались совершенно несостоятельными.
Аборигены Грут-Айленда подчинились, хотя вначале и очень неохотно, требованию сдавать оружие. Но однажды вечером, когда я сидел у Фреда Грея, тихо вошел туземец и шепотом сказал ему:
— Идут баламу!
— Они хотят получить обратно свои копья, потому что опасаются нападения, — пояснил мне Фред Грей.
Баламу — это племя на континенте, жившее в постоянной вражде с туземцами Грут-Айленда: они часто приплывали на остров, чтобы нападать на одиночные стоянки и похищать женщин.
Фред, не медля ни мгновения, взял ружье и патроны, и мы с ним направились вдоль берега моря к небольшому костру, разложенному у самого берега. Там никого не было, но это был костер баламу, которые, по мнению сопровождавших нас туземцев, ушли в заросли. Однако Фред Грей считал, что они находятся где-то поблизости, и решил их подождать. Мы подбросили в огонь сучьев, чтобы каждый, кто в тени подкрадывался к нам, мог видеть, что у нас нет оружия (свое ружье Фред Грей приставил к дереву). В то время как я очень нервничал, Фред оставался совершенно спокойным. Мне показалось, что мы сидели так целый день, — на самом же деле один только час. Но вот туземцы шепнули нам, что в зарослях кто-то есть. Фред Грей подождал полминуты, а затем, даже не вставая со своего места у костра, крикнул что-то на языке туземцев залива Каледон (как я узнал позднее). Вскоре из темноты выступили, можно сказать застенчиво, четверо невооруженных туземцев и уселись у костра. Фред Грей поговорил с ними несколько минут, затем они, один за другим, исчезли в темноте, но вскоре возвратились — каждый со связкой копий под мышкой, отдали их и вновь уселись у костра. Тогда Фред Грей взял свое ружье и сказал мне:
— Теперь пошли домой!
Мы отправились назад, и копья пополнили коллекцию. Четверо баламу провели ночь всего в сотне метров от туземцев Грут-Айленда и на следующее утро исчезли, не потребовав своих копий.
Если я не добирался к Фреду Грею, огибая лагуну, пешком, то плыл вдоль берега на челноке. Такое путешествие не рекомендуется людям со слабыми нервами. Хотя течение не очень стремительное, волны довольно бурные, и челнок-однодеревка представляет собой весьма утлое средство переправы. В челноке есть две скамейки для гребцов, но я всегда садился прямо на дно лодки. Туземцы явно совершенно нечувствительны к качке. При ловле рыбы один спокойно стоит, балансируя, на носу лодки и пронзает рыб копьем, в то время как второй гребет. Я никогда не видел, чтобы хоть один челнок перевернулся или зачерпнул воды. Правда, и это нисколько не страшит туземцев. Заколов копьем сирену, они даже умышленно делают так, чтобы челнок наполнился водой, тогда им легче тащить за собой убитое животное. Затем они наклоняют лодку, и часть воды выливается. После этого один из туземцев забирается на нос и начинает вычерпывать остальную воду. Когда воды остается в челноке немного, в пего влезает и второй туземец, и они вместе приводят лодку в порядок и с триумфом доставляют свою добычу к месту стоянки.
Лодка-однодеревка и приемы ее изготовления представляют, по видимому, важнейший вклад малайцев в культуру жителей Грут-Айленда. Однодеревками пользуются в двух областях Австралии — от западного берега залива Карпентария, включая Грут-Айленд, до плато Кимберли в Западной Австралии и в северной части полуострова Кейп Йорк в Квинсленде. Способы изготовления однодеревок в этих двух областях совершенно различны и свидетельствуют о разном их происхождении: один заимствован у малайцев, другой — у папуасов Новой Гвинеи.
На Грут-Айленде изготовление однодеревки — дело очень сложное, требующее сноровки.
Выбирают большое дерево, срубают его, обрезают по нужной длине и прямо на месте обрабатывают. В стволе прорубают щель шириной десять-пятнадцать сантиметров и через нее топорами удаляют древесину. Чтобы расширить щель, ствол наполняют на два-три дня водой, затем воду почти полностью удаляют, оставляя на дне слой в несколько сантиметров. После этого под стволом разводят огонь и доводят воду до кипения. Затем кольями расширяют щель, пока однодеревка со своими отвесными стенками не примет окончательной формы. Этот способ изготовления лодок распространен также в различных частях Индонезии, но не применяется в Квинсленде и у папуасов.