История трех первых людей.
Рисунок на коре. Остров Морнингтон
Таким образом, здесь налицо не только четко выраженное разделение труда между мужчиной и женщиной, что характерно для всей Австралии, но и как особое явление географическое различие между деятельностью мужчины и женщины.
Одна из главных задач этнографа — показать историческое развитие и перемены в жизни таких народов, у которых нет письменной традиции. Жители Грут-Айленда в этом отношении представляют хороший при мер.
Наскальные изображения, которые я открыл в 1941 году западнее Сэнтрэл-Хилл, свидетельствуют об изменениях в хозяйственной структуре, произошедших на Грут-Айленде с прибытием малайцев и введением в обиход лодки-однодеревки. Более старые, одноцветные изображения, при исполнении которых употреблялась преимущественно охра, доставленная с континента, показывали эму, эурос — разновидность серых кенгуру, валлаби, кенгуру, ящериц и малайских ильных рыбок, каких ловят в мангровых болотах. Кроме того, на одной скале были изображены нагие танцующие мужчины с поднятыми над головой руками. Более же поздние изображения многоцветны, и краски для них добывались на самом острове. На них изображены черепахи, морские огурцы, морские свиньи, а также сцены охоты на морского зверя, когда мужчины поражают зверя копьем или гарпуном. Изображения наземных животных очень редки.
Поскольку эму на острове не встречаются и сопровождавший меня туземец объяснил, что на изображении показан танец жителей континента (так как островитяне никогда не поднимают во время танца руки над головой и не ходят обнаженными), можно прийти к заключению, что первоначально остров не имел постоянного населения. Только после того как начали охотиться на морского зверя и ловить рыбу, аборигены с континента прибыли на остров и поселились на нем постоянно. Однодеревка была введена в обиход малайцами примерно двести или более лет назад, и только это обеспечило переход на более высокую ступень хозяйственного развития с основным упором на морскую охоту и рыболовство. Эти две отрасли хозяйства дали возможность существовать племенам со значительно большим количеством людей, с собственным языком и своими особыми обычаями.
Рыбы и черепахи. Пещерная живопись
в стиле «рентген». Арнхемленд
Это нашло свое отражение в мифе о муравьином еже и сирене. Сначала сирена жила на суше, а муравьиный еж — в море. Но толстой сирене было очень неудобно на суше, и вот однажды сирена и муравьиный еж поменялись местами, и произошло это там, где сейчас болото. Муравьиного ежа, обычно называемого муравьедом, аборигены едят как деликатес, но вообще в их питании он в противоположность сирене не играет большой роли.
Когда в 1941 году я вернулся на Грут-Айленд и выполнил основную часть своей этнографической работы, гражданская летная станция все еще существовала, хотя Австралия уже находилась в состоянии войны с нацистской Германией и вдоль всего побережья патрулировали базирующиеся на суше самолеты. Персонал станции постоянно менялся, и я не застал здесь почти никого, с кем вместе работал в 1939 году.
Социальное положение аборигенов, в общем, изменилось мало. Большинство их жило, как и прежде, в буше, и только временами они появлялись в поселении Фреда Грея или на станции миссионеров у Эмералд-Ривер. Несмотря на это, Фред Грей построил несколько чистых, прочных хижин из древесной коры для работавших у него туземцев. В 1941 году занята была только одна из них, потому что австралийцы во время своего пребывания в поселении охотнее спали у лагерного костра.
Однако я заметил перемену в положении женщин: они уже не были так строго изолированы. Это дало мне возможность опрашивать не только мужчин, но и женщин. Правда, все равно мне удалось опросить значительно больше мужчин, чем женщин, но в 1938 году я вообще почти не видел женщин. Однажды в буше я случайно наткнулся на одну женщину. Увидев меня, она тотчас же обратилась в бегство, бросив при этом свою корзину из коры с собранными корнями лилий. Особенно поразило меня, что в спешке она налетела на лежащее на земле дерево и упала прямо носом в землю, но сейчас же вскочила и моментально исчезла из виду. Я отнес корзину в поселение туземцев и там узнал, что эта женщина еще никогда в жизни не видела белого человека.
В 1941 году женщины отказались и от одежды из коры. Они носили теперь очень негигиеничные мешки из-под муки, а кое-кто — женское платье из тех, что Фред Грей получил из Брисбена. Но поскольку платьев было совсем мало, женщины удовлетворялись и поношенной мужской одеждой, которую они получали с летной станции, и в 1941 году не было ничего необычного в том, что всю одежду женщины составляла лишь мужская нижняя или верхняя рубашка.
После нападения на Пирл-Харбор 7 декабря 1941 года началась война с Японией. До этого Австралия, несмотря на то что официально находилась в состоянии войны, жила словно в раю дураков. Бомбежка Роттердама, падение Парижа, нападение на Советский Союз очень мало трогали среднего австралийца. Теперь же враг неожиданно оказался на пороге. 18 февраля 1942 года бомбы упали на Дарвин, в начале марта — на Брум. «Кулама», в мирное время курсировавшая между Фримантлом и Дарвином, была потоплена японскими бомбардировщиками у берегов Кимберли. Австралия была пробуждена от своего летаргического сна, и Грут-Айленд почти в одну ночь превратился из гражданской летной станции в военную авиабазу. Самолеты различных типов стартовали с Лагуны Литла и проводили разведочные полеты над морем, где господствовал враг, летая за тысячи километров.
Двенадцати человек гражданского персонала станции было, конечно, совершенно недостаточно для того, чтобы обеспечить прием прибывавших днем и ночью самолетов. Маленькую площадку для вынужденных посадок возле станции миссионеров следовало увеличить и нужно было еще построить дорогу длиной шестьдесят километров для тяжелых грузовиков. Расширить дорогу, выкорчевать кустарник, засыпать крики и овраги — это была работа для аборигенов, их вклад в войну против фашизма. Число белых служащих станции, прежде не превышавшее двенадцати, увеличилось во много раз, и они постоянно менялись. Четкая граница между летной станцией и резервацией аборигенов исчезла, весь остров стал рассматриваться как единое целое.
Сначала туземцы не понимали, что Австралия воюет с Японией и что, если японцы высадятся на острове, их нужно убивать. Когда несколько лет назад один абориген убил японского ловца жемчуга за то, что тот гнался за его женой, полицейский заковал его в цепи и доставил в Дарвин. Теперь же убийство становилось добродетелью — ну что за странные люди, эти белые! У аборигенов было за что посчитаться с японцами, и их охватил воинственный дух. Получив оружие белого человека, что прежде им запрещалось, они были готовы вести против японцев, если те только высадятся на острове, партизанскую войну.