Будни скотоводческой станции
Артур и Фрэнк прибыли поздно ночью, когда я уже спал, и, таким образом, я увидел Артура лишь на следующее утро. Он доставил на станцию «старую колымагу», к тому же еще тяжело нагруженную семнадцатью столитровыми бочками бензина. Я подошел к Артуру, когда он с одним из туземцев разгружал машину, и помог выливать бензин из бочек в закопанные в земле баки.
После этого мы пошли на кухню и выпили кофе. Артур сказал мне, что собирается поместить меня в одном из сараев во дворе фермы. Сейчас в нем, к сожалению, очень грязно и пыльно, но он велит привести все в порядок. Его сын тоже спит там, когда приезжает домой на каникулы.
Одна из служанок убралась в сарае, и Артур ввел меня в мою новую «квартиру». Это был сарай из железа с цементным полом, не обшитый изнутри досками, размером примерно три на три метра. В нем стояли раскладушка, маленький столик и стул. Крючок, чтобы вешать одежду, я вбил прямо в оконную раму. Артур извинился за несколько старых ящиков, стоявших в углу, и сказал мельком:
— В них инструменты моего сына, а в том ящике остатки динамита, которым мы пользовались, когда взрывали дамбу у старой фермы.
Итак, мне предстояло спать в соседстве с ящиком динамита. Подобное ощущение мне приходилось испытывать в 1942 году в Бруме, когда мы ожидали японского вторжения и наш дом был заминирован. Сказать откровенно, я спал тогда не очень спокойно, хотя динамит лежал под домом, а не под моей кроватью. Я очень разволновался, но смог только выдавить из себя весьма жалкое:
— Поэтому, значит, мне нельзя будет курить?
— Конечно, в сарае лучше не курить, — спокойно ответил Артур.
Я честно не курил в своей комнате одну-две недели, но постепенно почти совсем забыл об этом ящике с динамитом. Для туземцев, которые посещали меня, он как бы совсем не существовал. По правилам гостеприимства я давал своим посетителям сигарету, и они ее курили, в то время как я задавал им вопросы.
Теперь меня больше всего беспокоило мое финансовое положение. Питание и жилище в Ангас-Даунсе поглотят львиную долю из полутора сотен фунтов, которые были в моем распоряжении для проведения исследований. Значит, прежде чем определить продолжительность своего пребывания и соответственно этому наметить работу, которую нужно выполнить, мне было необходимо узнать, сколько возьмет с меня Артур Лидл.
Я спросил его об этом вскоре после моего приезда, когда мы вторично пили кофе в шале — так называли новое здание. Артуру явно не хотелось обсуждать этот вопрос, он только уверил меня, что много платить мне не придется. Боясь рассердить его, я не стал настаивать. Но и через неделю я оставался в том же неведении. Если он спросит с меня — и это будет справедливо — от десяти до пятнадцати фунтов в неделю, моих денег хватит в уплату за питание и жилище только на три месяца. Между тем я стал уже понимать, что имел в виду Билл Харни, когда он писал мне: «Каждое обращение с вопросом стоит два шиллинга». Следовательно, оплата информаторов обойдется мне весьма дорого.
И вот снова в беседе с Артуром я заговорил о деньгах. Он вновь сказал, что мне нечего волноваться. Однако я заявил ему, что все же это меня беспокоит. Тогда Артур сделал мне такое предложение: я не буду ничего платить за питание и жилище, но за это я должен обслуживать бензоколонку в те дни, когда он находится где-нибудь со скотом или выезжает в Алис-Сприпгс. Так мы заключили джентльменское соглашение.
Для меня это было замечательное решение, оно избавило меня от главной заботы. Теперь я мог использовать все наличные средства на свою этнографическую работу, и прежде всего на оплату информаторов. Поскольку редко бывало, чтобы в течение одного дня приходилось заправлять бензином больше шести автомашин, это занятие не требовало от меня много времени, а к концу моего пребывания в Ангас-Даунсе, с началом лета, движение туристов вообще прекратилось.
Таким образом, я оказался вовлеченным в хозяйственную жизнь Ангас-Даунса. Там были склад горючего, овцеводческая станция, ресторан и лагерь аборигенов. Я пробыл на ферме четыре месяца и в последнее время иногда на четыре-пять дней брал все в свои руки, когда Бесс и Артур Лидл уезжали в Алис-Спрингс. В таком случае я отвечал за кухню, за раздачу трижды в день по три блюда примерно тридцати туристам, за продажу продуктов из лавки и за распределение продовольственных рационов и пособий аборигенам. Кроме того, я выполнял и постоянную свою работу — заправлял автомашины бензином.
Ангас-Даунс представлял собой поместье размером около трех тысяч двухсот квадратных километров, по форме напоминающее прямоугольник. Границы его просто помечены штрихами на карте, изгороди не существует. Таким образом, территория станции больше некоторых европейских княжеств, однако ее продуктивность очень низка. В 1962 году на станции было около пятисот пятидесяти голов крупного рогатого скота, и, если не знать, где они находятся в данное время, на такой громадной территории их просто не найти. Верно, предшествовавшие семь лет были засушливыми, но и при самых благоприятных условиях на этой площади едва ли можно прокормить больше чем тысячу двести пятьдесят голов скота.
Ландшафт Ангас-Даунса весьма разнообразен: тут и невысокие горные цепи, и продуваемые ветрами песчаные дюны, на которых растет только трава спинифекс, совершенно несъедобная для скота. Аборигены добывают из нее вязкую, клейкую массу, которой прикрепляют свои каменные орудия к деревянным рукояткам.
Ангас-Даунс относится к скотоводческим станциям, расположенным наиболее далеко на запад от Алис-Спрингса; еще дальше на запад начинается так называемая пустыня. Это область с весьма скудной растительностью — там встречается кустарниковая акация и одиночные карликовые эвкалипты, а также великолепные пустынные дубы (казуарины), достигающие в высоту от пятнадцати до двадцати метров. На песчаных холмах растет и спинифекс, так что эту местность нельзя назвать настоящей пустыней.
Когда отец Артура, Уильям, вступил во владение Ангас-Даунсом, у аборигенов этой области было четыре водоема, которые никогда не пересыхали. В дополнение к ним были установлены насосы, приводимые в движение ветряными двигателями, баки и мульды для сбора дождевой воды. Все они предназначались для того, чтобы поить скот. Возле одного из источников воды Уильям Лидл и поставил свою первую усадьбу. С тех пор были вырыты еще три или четыре колодца, постоянно дающие свежую воду; один из них находится возле теперешней усадьбы. Кроме того, были установлены новые баки и вырыты или образованы путем взрывов новые мульды. Таким образом, по всей территории насчитывается семь или восемь водохранилищ.
Скот обычно находится возле одного из источников воды и бродит вокруг в радиусе пятнадцати километров. Иногда животные перекочевывают к другому водопою и даже переходят в соседние поместья. Поэтому на соседних скотоводческих фермах ежегодно устраивается большой осмотр скота, его сортируют и заблудившихся животных возвращают хозяевам. Я присутствовал при одном таком осмотре; в нем участвовали хозяева Ангас-Даунса, Темп-Даунса (на севере) и станции Маунт-Ибенезер (на востоке).
Хотя в Ангас-Даунсе и есть забор, тянущийся на несколько километров, контроль над скотом в значительной мере облегчается наличием водохранилищ. Животных ежегодно осматривают на ферме, клеймят телят, кастрируют бычков. Благодаря такому хорошему контролю в стаде нет одичавших, утерявших породность быков из скрэба, которые могли бы привести к вырождению скота. Все быки-производители в Ангас-Даунсе были племенными быками.
Артур Лидл, первоклассный специалист по разведению скота, в бухгалтерии ничего не понимал, ряды цифр полностью выводили его из строя. В 1962 году в расчетах ему помогала одиннадцатилетняя дочь, если она была дома. Вскоре после приезда я постарался привести в порядок его бумаги. Они валялись разбросанными повсюду — в ящиках стола, под радиопередатчиком, под сиденьем старой колымаги, а некоторые были наколоты на гвоздь в кухне шале. Я завел в ведении дел систему и при отъезде подарил Артуру мои очки, потому что он был, как и я, дальнозорким. Я ведь, по сути, стал членом их семьи.