Это была не битва, а избиение. Дружина Плаховых была рассеяна, раздроблена и почти полностью уничтожена за считанные минуты. Горстка уцелевших, бросив оружие, побежала обратно к поместью, под прикрытие дымящихся развалин. Они даже не пытались забрать раненых, которых было в избытке.
Никита наблюдал за этим с холодной, профессиональной отстранённостью. Жаль было павших — они были солдатами, выполнявшими приказ. Но война не знала жалости. Он отдал команду прекратить пулемётный огонь — патроны всё же стоило беречь.
Добрынин повернулся к артиллеристам, поднял руку и резко опустил. Лейтенант кивнул и прокричал:
— Заряжай!
Артиллерия продолжала свою методичную работу, долбя по усадьбе, превращая её в руины.
Именно в этот момент к командному пункту подъехал Владимир. Его появление не сопровождалось ни шумом, ни криками. Он просто возник, как из воздуха, его лицо было спокойным и непроницаемым. Лишь глаза, холодные и будто всевидящие, медленно скользили по полю боя, впитывая каждую деталь.
Никита выпрямился, отдавая честь.
— Ваше благородие! Дружина Плаховых только что провела попытку наступления. Атака отбита, враги полностью разгромлены. Продолжаем обстрел.
Владимир кивнул, его взгляд упёрся в дымящуюся усадьбу.
— Они пока что не решили сдаться? — невозмутимо спросил он.
— Никак нет, ваше благородие, — доложил воевода. — Время от времени пытаются бить в ответ боевыми артефактами.
Градов медленно повернул голову, и его взгляд встретился со взглядом Никиты. В этих глазах не было ни гнева, ни раздражения — лишь холодная, безжалостная решимость.
— Тогда усильте огонь. Через полчаса идём на штурм. По возможности оставлять противников в живых, но если будут сопротивляться — никакой пощады.
— Есть! — ответил Добрынин, и его сердце учащённо забилось от предвкушения.
После стольких унижений, что испытал род Градовых, после стольких сокрушительных поражений… Теперь они сами наносили поражение врагам!
В этот миг Никита не сомневался, что и альянс они разобьют с такой же решительностью.
Он повернулся к адъютанту, отдавая распоряжения. Земля содрогнулась под новым, ураганным огнём. Казалось, сами небеса обрушились на головы защитников усадьбы.
А Владимир так и остался стоять на месте. Неподвижный, как скала. Он молча смотрел, как рвутся снаряды и рушатся здания.
В его взгляде не было торжества. Лишь холодное, безразличное ожидание неизбежного конца.
Усадьба барона Плахова
В то же время
— Ваше благородие, мы должны сдаться.
— И что, ты думаешь, Градов нас пощадит⁈ — в истерике выкрикнул барон Плахов.
Но его воевода стоял на своём:
— Дружина разбита, господин. У нас нет шансов победить, и чем дольше мы тянем, тем менее милосерден будет враг.
Арсений Витальевич схватился за голову. От очередных взрывов всё вокруг затряслось, и с потолка посыпалась штукатурка.
— Усадьба почти разрушена, — неумолимо продолжал воевода. — Не уверен, что мы сможем остановить пожар. Но пока шанс есть. Ваше благородие…
— Где моя жена? — простонал в ответ Плахов.
— Мы не знаем. Радуйтесь, что она решила отправиться в город.
'Как будто знала, что нас атакуют, — подумал про себя барон. — Хотя почему как будто⁈ Она наверняка поехала к Муратову. И предполагала, что ритуал может пойти не по плану.
А я знал! Знал, что Градов наверняка был к этому готов! Но эта сука меня не послушала…'
Снова прозвучали взрывы. Бункер, в котором сидел Арсений, затрясся так сильно, что барон едва не упал со стула.
С лестницы раздался быстрый звук шагов, и в комнату влетел бледный солдат с рукой на перевязи.
— Ваше благородие! Воевода! Они идут на штурм.
— Вот и всё, — мрачно проговорил воевода. — Последний шанс, Арсений Витальевич. Если не сдадимся сейчас, они перебьют всех нас.
Плахов спрятал лицо в дрожащих ладонях и тяжело, прерывисто вздохнул.
— Хорошо, — глухо сказал он. — Выйдете к ним и скажите, что мы сдаёмся.
— Так точно, — не скрывая презрения в голосе, ответил воевода.
Когда он вышел, Арсений остался в комнате один.
Всё потеряно. Всё. Очаг уничтожен — или, по крайней мере, ослаб настолько, что восстановить его будет слишком сложно и дорого. Дом разрушен. Дружина разбита… А о том, что потребует Градов в качестве контрибуции, Плахов не хотел даже думать.