Его взгляд зацепился за лежащий на столе кинжал. Облизнув пересохшие губы, Арсений стиснул холодную рукоять. Его пальцы вдруг перестали дрожать.
Кивнув сам себе, барон Плахов закатал рукав и прижал лезвие к запястью.
На лестнице опять раздались шаги. Барон стиснул зубы.
«Давай же! Ну! Лучше так, чем снова унижаться перед…»
— Арсений Витальевич! — Владимир Градов вошёл в бункер. — Вы собирались нас покинуть? Не выйдет. Сначала надо кое-что обсудить…
Глава 7
Победа и поражение
Войдя в душный, пропахший дымом бункер, я первым делом увидел кинжал у запястья Плахова. Жалкий, предсказуемый жест отчаяния. Смерть всегда казалась выходом для слабых людей, самым простым способом избежать ответственности. Никогда не понимал этой логики.
— Арсений Витальевич! Вы собирались нас покинуть? — невозмутимо спросил я. — Не выйдет. Сначала надо кое-что обсудить…
Его пальцы разжались, кинжал с лязгом упал на каменный пол. По бледному лицу барона было видно всё — животный ужас, стыд, попытка собрать остатки гордости. Он подскочил со стула и отшатнулся к стене.
— Обсуждать? Что⁈ — его голос сорвался на хриплый фальцет. — Вы выиграли. Уничтожили мой Очаг, перебили дружину, разрушили поместье… Что здесь обсуждать?
— Есть вопросы, на которые мне хочется знать ответы, — ответил я, медленно обводя взглядом убежище.
По стенам змеились трещины, пол был засыпан раскрошившейся штукатуркой. Если бы мы продолжили обстрел, бункер наверняка бы обрушился. Прятаться здесь — всё равно что хоронить себя заживо.
— Вы связались с графом Муратовым, чтобы атаковать мой Очаг? — спросил я.
Я видел, как Арсений внутренне сжался. Как кровь отлила от его и без того бледного лица.
Он понимал, что мне известна правда. Но инстинкт самосохранения, смешанный с трусостью, заставлял его лгать.
— Я… я не понимаю, о чём вы. Это была моя инициатива. Я мстил за унижение.
Врёт до самого конца. Интересно, почему? Должна же быть какая-то причина.
Я подошёл вплотную, заставляя его почувствовать разницу между нами. Не в росте, а в силе воли.
— Не врите, — мои слова упали, как камни. — У вас не было ни ресурсов, ни сил для такого ритуала. И я точно знаю, что Муратов здесь замешан. Мне сообщили.
— В-вас обманули, — дрожащим голосом выдавил барон.
— Это вы меня сейчас обманываете. Зачем? Вы кого-то покрываете?
Брови Плахова дёрнулись вверх, и он резко замотал головой.
— Хорошо, — сказал я. — Можете отрицать участие графа. Не понимаю, зачем это вам, но как хотите.
Отойдя, я сел за стол и жестом пригласил Арсения занять место напротив. Тот, помедлив, осторожно уселся на краешек стула и сцепил пальцы.
— Вам всё равно придётся во всём признаться, — произнёс я. — Завтра утром сюда приедут следователи из Дворянского ведомства. Они тоже вряд ли поверят в сказки о личной инициативе. Уверен, им будет очень интересно узнать подробности.
Я выдержал паузу, давая Плахову прочувствовать важность этих слов. Да, речь не только о конфликте между нами. Арсений Витальевич вмешал свой род в войну между мной и альянсом… Если будет доказано, что ритуалисты Муратова пытались атаковать мой Очаг, это однозначно расценят как нарушение прекращения огня.
Дыхание барона стало прерывистым. Кажется, он только теперь полностью осознал, во что вляпался.
— А пока обсудим контрибуцию, — сказал я.
— К-контрибуцию? — его глаза округлились. — Владимир Александрович, вы шутите! Что у меня осталось? Одни руины! Какая контрибуция⁈
— Та, что полагается победителю по закону. Вы нарушили нашу договорённость и вероломно напали на мой род. Я, в соответствии со статьями Военного Устава и Межродового Кодекса, объявил вам войну. Все документы оформлены, завтра утром вам привезут копии для ознакомления.
Плахов громко сглотнул, и приоткрыл рот, но я не дал ему сказать:
— И как вы можете видеть, войну я выиграл. А победитель имеет право на контрибуцию. Деньги меня вполне устроят, хотя готов рассмотреть вариант оплаты боеприпасами, артефактами и иным имуществом, которое у вас ещё могло уцелеть.
Я притянул к себе лежащий на столе лист бумаги. Там был написан какой-то приказ. Я перевернул лист, написал на чистой стороне сумму и протянул бумагу барону.
Барон дрожащими пальцами взял лист. Посмотрел на цифру, и я увидел, как в его глазах гаснет последняя надежда. Он даже попытался что-то сказать, протестовать, но из горла вырвался лишь бессильный хрип.