Конечно, все стихло за время моего отсутствия в составе, но в сезоне 1996/1997 после игры с «Арсеналом» я вышел еще дважды, но не сумел произвести особого впечатления. Я старался, как только мог, но уже к Новому году я ждал следующей предсезонки, разрабатывая план, как стать лучше. Я работал упорнее, чем когда-либо прежде, но к первой игре сезона 1997/1998 против «Барнсли» все еще не был готов. Я знал, что окажусь в запасе. Это было как волнующе, так и огорчительно. Я хотел играть в стартовом составе, но мне нужно было ждать благоприятного случая. Я знал, что для того, чтобы получить шанс выйти на поле, мне нужно было упорно работать и проявить себя в роли подмастерья.
Не знаю, есть ли оправдание нарушению режима. Не я первый, не я последний, но для меня это было впервые. Папа часто повторял, что нельзя выпивать вечером в четверг, если у тебя игра в субботу. Конечно, я так и делал. Финни – вратарь молодежной команды и в лучшем случае третий номер – позвонил мне и пригласил на ужин. Был вечер четверга. Мы пошли и пропустили по паре пива. На пятничной тренировке меня снедало чувство вины, еще более усилившееся после того, как я узнал, что точно попаду в запас. Подготовиться к предсезонному матчу и так довольно сложно, физически и морально. Я чувствовал себя нормально, но в голове звучал голос, говоривший мне, что я должен быть подавлен, потому что два дня назад погулял. Голосов было два: мой и отца.
Не важно, что матч был товарищеским. Всю свою жизнь я вкалывал, пытаясь стать настолько хорошим футболистом, насколько это возможно. Не часть жизни, всю жизнь. Делать было нечего. Я разогрелся, когда получил сигнал тренера, и размышлял, получу ли шанс сыграть.
Дела на поле шли неплохо. Счет был 1:1, и я не был уверен, что меня выпустят, но это, конечно, случилось.
К этому моменту я смог убедить себя, что все будет нормально. Я возвращался мыслями к вечеру четверга, но изменить ничего уже не мог, оставалось лишь играть.
И я сыграл. Выиграл несколько единоборств, а когда получил возможность ударить, ударил что есть сил и увидел, что мяч прилетел в сетку. Я забил, но не знал, что делать дальше. Беспокойство о том, что уже произошло, отняло слишком много времени, чтобы подумать о том, что может произойти во время матча. Я развернулся и заметил Рио. Он был далеко, в своей обычной среде обитания. В центральном круге – мы ведь атаковали. Самое естественное, что я мог придумать – это побежать к нему. Мы ведь друзья, и я хотел разделить с ним этот момент. Но то, что произошло дальше, было абсолютно незапланированно и неожиданно.
Рио ждал меня – хотя я не ожидал, что он оставит зону комфорта – и мы просто начали танцевать. Совершенно спонтанно. Потом я узнал, что люди решили, что мы готовились. Но это было не так. Тем летом мы отдыхали на Кипре, и Рио все время танцевал свой безумный танец, в котором поднимал ногу, как какой-то слабоумный фламинго. Я встал перед ним и повторил это движение. Кстати, он и сейчас иногда так танцует. Даже если бы он закружил меня в вальсе, мне было бы наплевать – я только что впервые забил за клуб.
Потом мы успокоились, и пока мяч возвращался в центр поля, я взглянул на скамейку и увидел улыбку на папином лице. Мне показалось, что в ней было больше гордости, чем веселья от моего празднования, но, пожалуй, они оба там присутствовали. Этот мой взлет, к сожалению, сменился предсказуемым падением.
Следующие несколько игр я смотрел со скамейки запасных и не выходил на поле, пока один из игроков полузащиты не получил травму, что означало, что у меня будет шанс сыграть несколько раз. Я был еще совсем мальчишкой и пытался активно участвовать в происходящем. Бывали случаи, когда меня просто оттирали от мяча, но я старался, как мог.
Харри продолжал ставить меня в основу, и вскоре я начал забивать. Против «Уолсолла» в Кубке лиги я сделал хет-трик – прекрасное достижение для первого полного сезона. В свои 19 лет я был без ума от счастья.