А через день после похорон, в цирк заявились помощник полицмейстера и пару усатых городовых с длинными шашками висевшими на поясах. Они расположились в директорском большом пестро-раскрашенном фургоне, и позвали Балласта. Ночью из сейфа директора (вместе с сейфом ) пропала недельная выручка с выступлений, подозрения пали на Балласта, тем более Александер выступил свидетелем. Когда Балласт пришел, за столом сидели директор цирка, помощник полицмейстера, в дальнем углу торжествующе ухмылялся конферансье, за спину Балласту шагнул городовой. И вновь как тогда в бакалейной лавке, Балласт почувствовал неконтролируемый, нарастающий страх. Он рванулся что есть силы к окну, попутно оттолкнув в сторону пытавшегося ему помешать городового, вынеся собой деревянную раму он свалился вниз под колеса фургона, поднялся и побежал. Грянул выстрел, Балласт нырнул в сторону, пулей срезало ветку рядом с ним, звуком выстрела всполошила птиц, издав звуки тревоги они дружно рванули из близко расположенных кустов в небо, Балласт же наоборот растворился в этих кустах.
С того момента Балласт вынужденно скатился в бродяжнический образ жизни, нигде подолгу не задерживался, где-то его прогоняли, где-то уходил сам, правда бить Балласта перестали, не каждый рискнет навесить тумаков такому здоровому детине. Двигался он вдоль Волги, побирался, батрачил, приворовывал с деревенских огородов. В Царицыне прибился в артель грузчиков. По Волге шел лес и зерно, работы всем хватало. Балласт стал горбачем, тем кто с помощью стеганной холщевой перевязи сгорбатившись под тяжестью тяжеленых мешков с зерном аккуратно брел по тонким мосткам от берега к барже, от баржи к берегу. Тяжелый труд избавлял Балласта от мрачных мыслей. Лишь иногда в короткие минуты перекура, он заворожено смотрел на Волгу, чье убаюкивающее спокойное течение было сродни материнскому пению, которое Балласт не знал, но предугадывал что похоже, он вспоминал Лялю, и как она гладила его по волосам, в такой момент он мог и сладко уснуть, пока параллельный мир не разрывал его сон гудком белоснежного парохода отходящего от городской набережной.
Долго у Балласта в артели все хорошо складываться не могло, злая рука судьбы подтолкнула грузчика с бочкой спускавшегося по мостику вслед за Балластом, все произошло мгновенно, настолько мгновенно, что тяжелый в спину удар и предостерегающий окрик он почувствовал и услышал в одну и туже секунду. Неделю Балласт отлеживался не чувствуя ногу вовсе, потом как то заковылял, скособочено пошел, но такому хромоножке в артель путь уже был закрыт.
Опять началась пора скитания, лето уже тлело дождливым окончанием августа. Балласт волочился по рынку маленького незаметного даже для карт городка, когда за ним увязался сомнительный тип, в ярко красной рубахе, широкополой шляпе, и в шикарных кожаных до блеска вычищенных сапогах. Через час настойчивого преследования, он догнал Балласта и сделал заманчивое предложение. Звали его Стаще, он был цыганским бароном, рядом с городом стоял его табор. Они собирались добраться до Москвы и там удивлять и сводить с ума богатую публику. Но Стаще потомственный урсар, и ему необходим медведь, к тому моменты водить живых медведей было уже запрещено, поэтому барон планировал обходиться ряженным, и Балласт воплоти был списан, переодетым в медведя из воображения цыгана. Балласт согласился, хотя предложение было слегка нелепое, но не в его случае.
Потекли медвежьи будни, костюм был отличный ,сшитый из медвежьих шкур, единственное медвежья башка , была узковата для крупноголового Балласта, и долго находиться в ней, было тяжело, дышать было сложно. Мучительно было и ходить на четырех лапах долго, нещадно надрывалась болью нога, поэтому больше всего медведь Балласт находился в устрашающей позе, стоя на задних лапах. В таборе относились к Балласту по человечески, несмотря на его звериный концертный образ, но был один цыган в припрятанном взгляде, которого Балласт мог бы разглядеть алчную жажду и грядущие неприятности, если бы умел. Это был Яшка Кривой, цыган полукровка, некоторое время назад прибившийся к табору, прошлое его было темное, как извилистый угольный волос из его задиристого локона. Яшка толи прятался в таборе, может просто отсиживался в ожидании счастливого случая, но был у него еще один интерес здесь. Молоденькая, изгибистая девочка с нежным игрушечным личиком, в возрасте невесты, отец и брат по-царски просили за девочку полфунта золота и мешок ценной утвари, и чтоб серебра не меньше четверти. Яшка хоть и подслеповат был на один глаз, но взор у него был острый, все подмечал мигом до самой мелочи. Так вот однажды вечером, когда цыгане собрались у огромного костра с высоким пламенем угрожающим вот-вот поджечь небеса, полная луна предательски подсветило полуоткрытый рот Балласта, взорвался ярким лучом кусочек горящей щепы, и Яшка четко увидел как зовет золото. Эмаль на вставленных зубах Балласта, самую малость потрескалась, но это не оказалось незамеченным.