Итак, в связи с арестом «Константина» (что представлялось наиболее вероятным) руководством РСХА было принято решение: нанести ракетный удар по резиденции Сталина не ночью, а в дневное время! Поскольку днем советский вождь работал в своем кремлевском кабинете, то объектом для управляемой «ФАУ» должен был стать именно Кремль — точнее, служебная резиденция Сталина в северной его части. Новая диспозиция завершающей стадии «Прыжка…», со слов Шелленберга, выглядела так: в ночь с 10 на 11 октября молниеносной атакой диверсантов захватывается аэродром «подскока» в тылу русских — примерно в пятистах километрах к западу от Москвы. Далее, после получения от них соответствующего сигнала, с авиабазы Нойкирхен в сопровождении эскорта ночных истребителей люфтваффе взлетает бомбардировщик «Хенкель» с управляемой ракетой под фюзеляжем. Приземлившись ночью на захваченном аэродроме, он остается там до рассвета — что вполне возможно, если атаку произвести быстро и без шума. При этом диверсанты, экипированные в форму советских военнослужащих, должны в случае необходимости сыграть роль аэродромной охраны — внешне ничто не должно указывать на то, что аэродром оккупирован. А дальше все зависело от радиограммы из русской столицы, которую предстояло получить утром 11-го числа от агента Сороки.
Подполковник Генштаба Красной Армии Митрохин, он же с 1942 года особо ценный агент «Цеппелина» под псевдонимом Сорока, имеющий знакомых в кремлевском окружении Сталина и занимающий довольно высокое служебное положение, должен был выяснить время прибытия Сталина в Кремль — в том случае, если советский вождь будет ночевать на Ближней или другой подмосковной даче. Если же Сталин на ночь останется в своей кремлевской квартире — об этом также обязан был известить именно Сорока, сообщив сведения по рации (которой он пользовался в исключительных случаях) в немецкий разведцентр. В дальнейшем операция могла развиваться по двум сценариям. Если Сталин ночует в Кремле — взлет «Хенкеля» производится в восемь утра: примерно через час он должен быть в двухстах километрах от Москвы. Здесь производится отделение «ФАУ» и ее самостоятельный полет в течение двадцати минут: навести ракету на цель в светлое время суток пилот должен по наземным ориентирам. Кстати, как заявил Шелленберг, имеется специальный макет Кремля со всеми постройками на его территории — по нему пилот «ФАУ» получит абсолютно точное представление о местонахождении Сталина. Если тот прибудет в Кремль с дачи позже, о чем и сообщит Сорока, — соответственно будет скорректирован взлет «Хенкеля» — до этого момента он должен быть тщательно замаскирован. Начальник 6-го управления приказал полковнику люфтваффе срочно разработать маршруты самолета-носителя и «ФАУ» в связи с новой оперативной обстановкой. Когда Дитц убыл выполнять задание, оберштурмбаннфюрер задал Шелленбергу вопрос:
— Но что же, в таком случае, будет с пилотом управляемой ракеты? По существу, ему придется катапультироваться над центром Москвы, причем в дневное время — шансов спастись у него не будет никаких!
— Послушайте, Глонц! — с нескрываемым раздражением ответил бригадефюрер. — Тысячи и тысячи наших солдат ежедневно гибнут на фронтах! На карту поставлено само существование немцев и Германии! Что значит при этом жизнь одного человека, а если понадобится — и наша с вами?!
Подполковнику показалось, что Шелленбергу, как и ему, не очень нравится тот вариант развития операции, который он только что довел до подчиненных: «Наиболее вероятно, что все окончательно решено „наверху“, — в конце концов над Шелленбергом тоже имеются начальники и бригадефюрер не всесилен…» Особенно Глонцу претила та спешка, с которой сейчас перекраивались первоначальные планы ночной атаки Ближней дачи Сталина — на его взгляд, она имела куда больше шансов на успех в отличие от дневной «лобовой». Однако время сомнений и рассуждений прошло, надо было действовать — Глонц подошел к письменному столу в углу своего небольшого кабинета и взял трубку телефона: