Старая работница приюта вспомнила, как молодая женщина, напуганная и спешащая, пришла в приют и попросила взять к себе и спрятать крохотного мальчика. Ему было несколько месяцев. Назвала имя, умоляла никому не рассказывать - боялась за его жизнь. Потом несколько раз приходила навестить. Может быть, если б не эти визиты, она осталась бы жива. Старушка стала невольной свидетельницей, как её схватили на улице. За ней следили. Из короткого разговора стало понятно, что она в чём-то солгала. Больше старушка женщину не видела. На тот момент Тору было уже два года. Через ещё почти пять его забрали к старому мастеру.
И уже повзрослевший, после того последнего экзамена, который прошли только двое из трёх, после того, как его заставили на себя работать вакагасира якудза, он всё чаще вспоминал детские годы и начал постепенно искать сведения. Что-то толкало его на это, а присутствие одного из младших боссов сильно угнетало, и он долго не мог понять, почему.
Это чуть позднее он выяснил, что к чему. И не смог удержать внезапно нахлынувший порыв вмешаться в ход вещей. Он в прямом смысле слова вытряс из одного из подчинённых Нишикавы-сана информацию, и даже чуть больше, чем рассчитывал. Именно тогда он впервые использовал свои способности на максимум.
Знал, что очень рискует, но влез в дом младшего босса и вскрыл сейф.
Там действительно лежала фотография. На ней - уже мёртвая женщина в красно-коричневом кимоно, которое очень смутно ему помнилось. Избитая, изрезанная, окровавленная. Нишикава-сан нередко что-то разглядывал, какой-то снимок, но никогда никому не позволял видеть, что это. Теперь понятно.
Собранная по крупицам информация дала ему знание о части своего прошлого и понимание происходящего, но не успокоение. Наоборот. Сейчас не имело значения, что он почти не помнил мать и совсем не знал отца. Как чуть позднее для нескольких членов якудза не было понятно, что вдруг пошло не так, и почему не сработала схема, которая обычно работала без сбоев. Самой большой их ошибкой стало недооценивание. Они относились к нему как к живому оружию, не предполагая в нём собственных чувств и стремлений. Он очень хорошо умел скрывать эмоции. Они до последнего ничего не поняли.
Человек, бывший мужем его матери и убивший её, хоть и не своими руками, остался жив. Но его вряд ли радовало существование в инвалидном кресле. Возможно, он до сих пор рассматривает фото, навсегда запечатлевшее итог его деяний, а может, его уже и самого нет - боссы, потерявшие влияние, обычно долго не живут. Но Тору это больше не интересовало. Он сделал всё, что посчитал достаточным. Во всяком случае, кроме нескольких неудачных попыток достать его уже в Европе, куда он уехал, больше его не преследовали.
Месть дала ему некоторое моральное облегчение, но не убавило пустоты в душе́. Он по-прежнему был один. И сейчас, возможно, даже немного больше, чем раньше. И работал он так же, как привык и умел, даже толком не различая дни, которые были для него похожи один на другой.
Пока не получил вот это, особенное задание. Которое изменило всё.
И вот теперь его приняли в семью, где за душой каждого есть тёмные секреты и незаконные дела.
Хотя Нишикава сомневался, что у них есть что-то серьёзнее, чем его прошлое и настоящее. На вид они просто люди, использующие нелегальные методы во вполне легальном бизнесе. В то время как у него руки в крови даже не по локоть, а по самые плечи. Тору всмотрелся в свои ладони, словно удивляясь, что со стороны этого не видно.
Из задумчивости его вывело плотное ощущение пристального взгляда. Дрейс внимательно наблюдал за ним, словно знал, о чём он думает.
- Это не важно, - сказал он, и Тору почему-то сразу понял, о чём речь. - Здесь у каждого своя тьма над прошлым и настоящим. Ты привыкнешь. И они тоже. Даже мне понадобилось время, не сразу всё было гладко. А что-то, как видишь, не утряслось до сих пор.
- Всё нормально, - ответил Нишикава. - Нас тренировали одиночками, и я никогда не знал, что такое семья, но тебе не нужно переживать об этом. Я умею приспосабливаться. Проблем не будет.
- Я знаю.
Одиночка. Тору действительно иногда напоминал дикого зверя, тигра или скорее даже волка, который настороженно, но без агрессии, бродит среди чужой разношёрстной стаи, и при этом по-собачьи преданно держится возле вожака.
- Одинокий волк, значит. - Дрейс на секунду задумался. - Оками, кажется.
- Ты знаешь японский?.
- Всего несколько слов, - чуть улыбнулся Дрейс. - Но не против выучить и больше. Если возьмёшься, - добавил он.
- Конечно. - Тору немного удивился, но ему было приятно. - Когда скажешь.