Эксперт подтверждает факт причинения телесных повреждений в область переносицы, считает, что они могли быть причинены обутой ногой, но не с такой силой, чтобы вызвать наступление тяжких телесных повреждений или смерти.
Конечно, вопрос сформулирован как подсказка ответа. Ведь если проверяется версия об умышленном причинении тяжких телесных повреждений, то вопрос должен быть поставлен так: мог ли удар ногой в лицо падающему человеку повлечь то ускорение его падения, которое привело к столь сильному удару головой об асфальт?
В деле имеется странный документ. Это постановление следователя о ПРЕКРАЩЕНИИ уголовного дела по статьям 103 и 108, ч. 2 УК. Значит, дело возбуждалось именно по этим статьям? Вполне резонный вопрос. Но следователь Ермаков объяснил нам, что дело по этим статьям не возбуждалось, но могли быть (у него лично не могли быть!) сомнения: а нет ли здесь умышленного причинения тяжких телесных повреждений или смерти? Но что интересно, сомнения здесь не проверяются, а просто отсекаются. Причем в постановлении пространно доказывается отсутствие умысла в причинении СМЕРТИ, но его и не должно быть, если говорить о статье 108, ч. 2 УК. Зачем ломиться в открытую дверь? А умысел на причинение телесных повреждений? Он и не исследуется. Но ведь вывод о наличии косвенного умысла именно на причинение увечья (удар рукой, а затем ногой падающего) напрашивается из заключения эксперта.
Увы, его не сделали ни следователь, ни суд.
Суд прошел "проторенной дорожкой”, повторив в приговоре оценку следователя и в отношении доказательств, и в отношении состава преступления. Сомнения, которые вполне могли быть проверены следствием, были судом, как водится, истолкованы в пользу подсудимого. Настораживает и то, что по делу проведено собрание коллектива МП МК "Борисоглебская”, где потерпевший, проработавший там всего 3 месяца (можно ли узнать человека за этот срок?), взят на поруки, точнее, заявлено ходатайство о взятии на поруки.
Приговор суда — два года исправительных работ по месту работы. Родители погибшего, потерявшие еще неженатого сына, опору и надежду свою, приговор понять не могут. Они никогда не согласятся с ним. Да и не надо быть большим юристом, чтобы отчетливо видеть, что необъективность, предвзятость, нежелание исследовать до конца непростые перипетии этого трагического события привели к вынесению приговора, вызывающего большие сомнения.
Еще до вступления приговора в законную силу в редакцию газеты "Советская Россия" обратилась с жалобой И.К.Пономарева — мать погибшего А.Пономарева, — в которой и боль, и отчаяние, и недоумение по поводу приговора. Ее письмо было взято на контроль, и областной прокурор Ю.Горшенев пообещал мне разобраться в этом деле. Действительно, вскоре в редакцию позвонил начальник уголовного отдела областной прокуратуры А. Спицын и доложил, что приговор "засилили”.
Несколько позже мы с братом погибшего С.Пономаревым побывали на приеме у и.о. начальника управления по надзору за рассмотрением уголовных дел Прокуратуры РСФСР А. Михайличенко и оставили жалобу, в которой просили обратить внимание на суть вопроса. Реакция была до безобразия наплевательской: дело не то, что не затребовали в Москву, а поручили областному прокурору Горшеневу ответить И.К.Пономаревой. Что он и сделал, запросив из Борисоглебска лишь копию приговора суда и переписав из нее несколько фраз. Точно такую же отписку получила и редакция журнала "Социалистическая законность", которая подключилась к этому делу, — за подписью того же Горшенева, который дела и в глаза не видел. И мы в недоумении: нет ли здесь покровительства вышестоящего начальства?
Таким образом, прекрасно зная этот механизм, прокурор Борисоглебска дьявольски уверен, что если даже дело и истребуют, никто в нем детально разбираться не будет: махнут рукой и оставят без изменений.
Это, так сказать, правовая оценка борисоглебского неосторожного убийства. Но есть в нем и сторона морально-нравственная, которая порядком выше уголовных кодексов.