— А кто вошел в этот костяк?
— Преимущественно "афганцы", десантники, были и те, кто служил в Анголе. Мы работали по 15 часов в сутки: полигон, морально-психологическая подготовка и прочее. И, представьте себе, выработали те неписаные законы, касающиеся прежде всего отношения к своей работе: ты — ОМОН, ты должен этим гордиться, ты должен составлять совокупность определенных элементов, то есть делать то-то, то-то и то-то, ты не имеешь права делать того, даже если это имеет право делать работник милиции. Тебе позволяет закон применять оружие, но ты должен найти возможность, чтобы его не применять, потому что ты омоновец, ты специально к этому готовился. Всегда можно изыскать такую возможность в любой ситуации. Однажды мы как-то воров брали, и был такой момент: у него патрон в патроннике, он стреляет, мы выворачиваем, сбиваем его с ног, ломаем. Ведь такие действия сразу вдвойне поднимают авторитет омоновца, хотя люди нас поймут, если мы при захвате насильника или убийцы применяем оружие. Но мы стараемся этого не делать — жизнь есть жизнь. И V нас нарабатывается опыт, появляется уверенность в себе. Взять хотя бы ту же резиновую дубинку. Мы старались ее не применять, разве что уж в крайних случаях: не могут 2–3 омоновца бить одного ею, а вот один троих может. Или та же форма — это же лицо ОМОНа, поначалу ее боялись, потом, когда у нас появился авторитет, ее стали уважать. У нас же существует целый ритуал выхода на дежурство, свои традиции, свои правила. А чтобы значок получить — надо прослужить не меньше года. Мы подобрали целую тематику видеофильмов, стараясь что-то перенять, внедрить. И получалось. Помимо уверенности в себе, появлялось сознательное чувство того, что ты действительно стоишь на страже порядка. У нас только совершенно случайно один человек погиб — сам баловался с автоматом. А остальные, в какие точки нас ни бросали, — ни одного раненого. А ведь были очень серьезные операции, чисто войсковые. И есть мечта создать специальное подразделение, в основе которого был бы наш костяк, который я хочу сохранить любой ценой. Понимаете, отрядов можно создать и десять и двадцать, но возможно ли будет собрать всех вместе именно этих людей? Порою, когда мы проводили разбор операций, мы удивлялись: заснять бы все это, и готовое кино. А иногда мы были просто восхищены: у нас было лучше, чем в любом другом кино…
— Скажите, у вас есть, наверное, какая-то система отбора людей, и вы, видимо, фиксировали то, что сделали?
—, Конечно, я старался все сохранить и спрятать в надежном месте. Этот отряд нельзя вычеркнуть и забыть, он уже принадлежит истории. Хотя, знаете, в Прибалтике мы не примыкали и ни к тем и ни к другим. Мы были сами по себе. И тем не менее. Какие бы опасные операции мы ни проводили, например, по захвату вооруженных преступников и тому подобное, — все это умалчивалось, как будто этого и не было. А стоило допустить нам какой-то малейший нюансик, он мгновенно раздувался — кто-то зорко следил за нами и ловко нарабатывал себе политический капитал. Ну, а что касается наших, тестов, я это со временем могу показать. Дело в том, что все в человеке начинается с элементарных вещей. И они видны без тестов. Мы наблюдаем за человеком. Как он себя ведет в совершенно банальных ситуациях. К примеру, человек, входящий в помещение, обязан пропустить человека из него выходящего. Или как он садится в машину. Почти все стараются плюхнуться на переднее сиденье, а сзади дедуля с палочкой втискивается еще с двумя пассажирами… У нас есть определенные математические расчеты, кое-что мы взяли из китайской школы, но не фанатизм, разумеется. Когда мы принимаем человека, мы уже видим, как ему лучше специализироваться: может, он войдет в группу захвата, а может, в другую. У нас есть свои специальные станки, мы их всюду с собою возим и можем заниматься даже в лесу. А потом выход на службу — это как священный ритуал: форма, оснащение… В операциях часто приходится использовать тактику Штирлица, комбинировать, играть. И вообще у нас есть много идей, которые по возможности хотелось бы внедрить. Дело в том, что в нас не надо ничего вкладывать и не надо нас ни с кем сливать. Это будет смерть отряду как единому целому. Нам надо просто помочь устоять. И наоборот, нас надо расширять — к нам надо вливать тех же людей, и мы будем совместно расти. Вот осталось от вильнюсского ОМОНа 40 человек, которые готовы приехать сюда, а мы их не можем принять.