Уважаемый генеральный прокурор СССР! Я обращаюсь к вам с просьбой, помогите мне восстановить истину, доброе имя гражданина Советского Союза и призвать к порядку прокурора Вавилонска Кулакова, взяточника и бюрократа, покрывателя нарушителей наших законов, указанных в моей жалобе. Дайте мне возможность доработать год, чтобы сделать перерасчет пенсии и спокойно уйти на заслуженный отдых. Плаксий Петр Дмитриевич.
— Ну ты накатал, Митрич, — тяжко вздохнул Рыжий. — Налейте-ка мне чего-нибудь.
Разлили остатки виски и настоянной водки. Президент и старухи пить отказались. Зато Плаксий маханул за двоих и закашлялся. Отдышавшись, он посмотрел на Хозера:
— Ну что — пойдет?
Главный редактор пожал плечами:
— И все это правда?
— Разрази меня гром, если где-то покривил душой! — воскликнул старик и перекрестился.
— Да… Как вы в этом кошмаре живете… И все это называется великая империя.
— Вот так и живем, хлеб жуем, — улыбнулась Фатима.
— Ты вот что, Митрич, — прогундосил Рыжий, прикуривая сигарету. — Отпечатай все это на машинке и отправляй фототелеграммой, если, конечно, денег не жалко.
— Для такого дела не жалко, — согласился Петр Дмитриевич.
В коридоре зазвонил телефон, Марина выбежала в прихожую.
— Звонят из крематория, — сказала она, напуганная. — Говорят, что в понедельник можно забирать урну. Спрашивают, сами приедем или на дом доставить?
За столом растерялись. До сих пор этот вопрос не обсуждался.
— Во сколько забирать? — первым опомнился Рыжий. — Узнай и скажи, что я сам приеду, а то деньги сдерут, что волосы дыбом встанут!
Марина снова убежала к телефону и, вернувшись, доложила:
— После двенадцати.
В комнате опять стало тихо, как перед началом поминок. Все опустили головы, а Забриха потянулся к Марининой бутылке с виски, где оставалось. на донышке, налил себе, выпил и вытащил из пачки сигарету.
— Надо сегодня его сестре позвонить, сообщить, что я привезу урну.
— Это на Украине? — переспросил Плаксий.
— А кто здесь к нему будет за пятьдесят километров ездить? — огрызнулся Рыжий. — А там отец, мать рядом лежат. Похороним рядом с ними.
— Разумно, — согласился Хозер. — Марина, пойди закажи разговор. Вон его записная книжка на столе, там должен быть телефон. А вам, наверное, деньги нужны? — обратился он к Рыжему. — Вот, возьмите на билет, — он вынул из бумажника полсотенную купюру.
— И мы сбросимся, — поддержал президента Плаксий.
— Спасибо, друзья, — пробормотал режиссер, глядя на зелененькую бумажку, положенную на стол Хозером. Растерянность и сомнительное предчувствие охватили его — неспроста президент расщедрился, значит, будет Лешкины стихи выманивать…
Соседи пошли за деньгами. Плаксий принес двадцать пять рублей, Евгения Степановна десять, а Фатима — пятерку.
Марина тоже вскочила, но Забриха остановил ее:
— Хватит, хватит, спасибо вам еще раз.
Гости взялись за свои стулья и направились к дверям. Марина и Евгения Степановна понесли на кухню посуду.
На улице стемнело. В комнату ворвался ветер. Листы бумаги полетели со стола покойного. Забриха принялся собирать их, и тут к нему подошел Хозер:
— Слушай, коллега, давай рассудим трезво. Ведь ты знаешь, что мой журнал безгонорарный, едва свожу концы с концами и держусь только на пожертвования.
— Сионистской ложи и еврейских миллионеров?