— "…Иисус никогда не смотрел на детей с высоты, в его глазах не было ничего осуждающего. Он укорял и учил, но никогда не осмеивал и не судил. Он протягивал к ним руки и привлекал их к себе. Он гладил их по детским головкам и наставлял, наставлял…" — бормотал Исаак Давидович посиневшими губами, под языком таяла обжигающая таблетка валидола. Сержант принес стакан воды, и он, прислонившись головой к грязным панелям милицейского КПЗ, медленно выпил ее.
— Сказка, наивная сказка, — отчетливо проговорил он, видя внутренним оком животные глаза Хадыра-цветочника.
— Что вы сказали? — удивился милиционер.
— Я сказал, что Евангелие — это сказка…
— Этому нас в первом классе учат, — расплылся до ушей сержант. — Кстати, ваши документы, гражданин.
Хозер с трудом достал бумажник и протянул свой нансеновский паспорт.
— О, иностранец! — взял под козырек счастливый блюститель порядка. — А как хорошо по-русски говорите. Прям-таки свой. Давайте я вас провожу.
— Благодарю, я сам, — поднялся со стула Исаак Давидович, чувствуя к сержанту такое же отвращение, как к продавщице его газеты и цветочнику Хадыру. — Советские люди — совершенно новый тип людей, ни на кого не похожий.
— И самый лучший, — радостно согласился сержант. Он вывел иностранного гостя из метро и усадил в такси.
Подъехав к гостинице, Хозер неожиданно увидел Гаршина. Это его очень обрадовало. Костя показал рукой вперед и поспешил к своей желтой "Ладе". Президент покопался в бумажнике и хлопнул себя по колену.
— Забыл одну вещь купить, — улыбнулся он таксисту. — Будьте добры, к ближайшему универмагу.
Через пять минут Исаак Давидович вышел из машины рядом с ЦУМом. Как только такси отъехало, к нему подкатил Костя, и они молча заколесили по столице, выбираясь на окраину.
— Нехорошо, господин президент, — остановил машину Гаршин на тихой безлюдной улице. — Долги отдавать надо вовремя.
— Лучше поздно, чем никогда, — сердито ответил Хозер. — Вы тоже меня здорово подставили с приложением.
— Не подставил, а подстраховал. Привезли?
— Конечно, я человек слова.
— Ну и прекрасно. Теперь скажите: вам что-нибудь говорит кличка Сигма?
У президента похолодели руки. Это случалось в минуты крайнего нервного напряжения.
— Дня за два до отъезда Лямбды, с балкона четырнадцатого этажа не то выбросился, не то выбросили… Словом, Сигмы больше нет.
Хозер задумался. Интересно, как кончит он? Хотя для него нет таких категорий, как свои и чужие. Он просто игрок, и эта игра кормит его и питает все его творчество. Он гражданин Земли, а не какого-то ее островка или океана. Он никогда не был патриотом и никогда им не будет. Его не должны убить, потому что он не уголовник и не преступник, и на нем нет крови. Если его схватит ГБ, то он может оказать очень значительные услуги и выкупит свою жизнь. А где будет его могила — на Колыме или под Парижем — ему плевать…
— Что с вами, Исаак Давидович? — удивился Гаршин.
— Да так, — встрепенулся Хозер, — лирические воспоминания.
— А, бывает… кстати, у меня есть человек, который мог бы заменить Сигму, — он скосил глаза на заднее стекло и ухватился за ключ зажигания.
"Лада" сорвалась с места и свернула в ближайший переулок. Серая "Волга" следовала за ними по пятам. Терять уже было нечего, и Костя выскочил на дорогу с односторонним движением.
— Это уже финиш, — пробормотал Исаак Давидович, лихорадочно прикидывая варианты ухода из России.
— Спок, дядя, спок, — не терял самообладания Гаршин, вцепившись в баранку. — Теперь они уже не посмеют, не те времена.
От хвоста оторвались минут через пять, потом остановились на платной стоянке и пересели в такси. Вышли у "Кропоткинской" и спустились в подвальчик кооперативного кафе "Репортер". Костя выбрал столик, с которого просматривался вход, и заказал фирменное блюдо с салатом. Хозер попросил сто граммов коньяку.
Когда подали кофе, Гаршин закурил американскую сигарету и, откинувшись на спинку стула, с улыбкой сказал:
— А мы, господин Хозер, уже сделали воскреситель. Пашет как зверь.
— Какой воскреситель? — не понял Исаак Давидович.