За окном стемнело, и я засобирался в гостиницу. Однако Мадула остановил меня:
— А я тут всерьез занялся астрологией и даже астрофизикой, — неожиданно признался он. — В звездочеты ударился… Предки мои — персы — из поколения в поколение этим делом занимались… Вот и я телескоп себе на крыше соорудил. Не хочешь взглянуть?
— Интересно…
Мы оделись и вышли на лестничную площадку к лифтам. Последний пролет лестницы упирался в решетчатую дверь, ведущую на чердак. Мадула снял с нее большой амбарный замок и пропустил меня внутрь. Там он нашарил мою руку и повел на ощупь до каких-то ступенек. Так мы поднялись на крышу. Холодный ветер рванул волосы, обжег лицо.
Я поднял голову. Небо было сплошь усыпано звездами и так манило к себе, что в душе моей защемило: мальчишкой я мастерил самодельные телескопы и часами простаивал на крыше, пытаясь разглядеть сквозь плохо отшлифованные стекла спутники Марса и кольцо Сатурна. Тогда я мечтал стать астрофизиком и даже поступил в университет на это отделение физфака. Но судьба распорядилась иначе.
В нескольких метрах от выхода на крышу блестела обшитая фольгой полусфера обсерватории Мадулы. Он взялся за подковообразный замок и вставил в него ключ. В этот миг из-за вентиляционных будок метнулись тени, и руки мои оказались за спиной. Но пистолет тупо шлепнулся на смолистый рубероид, а запястья сомкнули цепкие наручники. Мадулу тоже свалили с ног, изо рта у него торчал белый хвост кляпа. Мой рот уже был залеплен каким-то мерзким пластырем, но на ногах я все же стоял. Полюбовался звездочками, хохотнул внутренний голос, но тут меня оглушили…
Очнулся от боли в мышце: вводили какую-то инъекцию. Два здоровенных лба с закрытыми чем-то черным лицами держали меня за ремень брюк у самого края крыши. Тот, что делал укол, схватил за волосы:
— Ну, что, сука ментовская, будем договариваться?
— Или мы тебя сейчас отсюда отпустим вместе с профессором, а? — проговорил другой. — Коньячку перебрали и звездочек недосчитались…
— Кто вы? — промычал я, едва шевеля языком под пластырем.
— А это неважно. Работенка у тебя будет непыльная, да и жалование раз в десять твоего нынешнего окладика.
— Что я должен делать?
— Для первого раза отвезешь в Москву сверточек кило на семь и передашь кому надо. Ты же со своей компанией без досмотра в самолетик садишься. А если забалуешь, у нас адресок по проспекту Андропова есть, квартира сто шесть. А там у тебя детки малые и женушка сладкая. Ты же без них с тоски помрешь…
Ноги мои подкосились, я обмяк, но они крепко держали за ремень. "А как же ребята? — крутилось в голове. — Они мне этого не простят…”
— Ну, давай телись, а то времени нету! — приказал старший, стоявший сзади.
Я молчал.
— Тогда поехали…
Меня приподняли над краем крыши, и внутри что-то оборвалось.
— Не надо! — взвыл я, пытаясь губами разлепить пластырь.
— Сделаешь?
Почувствовав ногами крышу, я согласно мотнул головой и тут же потерял сознание.
…Говорят, что в гостиницу меня доставили два милиционера, подобравшие у входа в ресторан. Здесь я пришел в себя: в номере было пусто — не то мои коллеги еще не вернулись, не то уехали… Но мне было совершенно все равно, и поэтому я проспал до обеда, пока не утихла головная боль.
К вечеру собрал свои манатки и, рассчитавшись за гостиницу, поехал в аэропорт. Билетов на Москву не было, и пришлось обратиться в линейный отдел милиции, откуда позвонил в Управление и получил "добро”. Мне было велено брать любой билет на любое число и ждать регистрации вечернего рейса, куда меня оформляли "на подсадку”.
Билет взял быстро, но, когда направился к стойке регистрации, ко мне подошел человек с типичным кавказским лицом и вручил пакет, с просьбой передать его во Внуково седому мужчине среднего роста в шляпе и с газетой "Советская Россия” в левой руке.
Когда регистрация на рейс подходила к концу, появился сержант, к которому я обращался, и провел меня в комнату особого досмотра. Здесь, в присутствии двух местных сотрудников безопасности, вскрыли сверток, едва умещавшийся в моей сумке. В нем было семь с половиной килограммов транзитной маковой соломки. Я думал, что пакет вернут и меня благополучно проводят к самолету, чтобы "нормально" встретиться с покупателем. Но местные ребята пошли по другому пути: они отправили меня обратно в город в сопровождении комитетчика и шофера-милиционера.
Когда мы подъехали к железнодорожному переезду, нас почти вплотную блокировали два "жигуленка". Мои сопровождающие перепугались насмерть и тут же выдали меня преследователям, среди которых я узнал двоих, державших меня на краю крыши. Теперь меня повезли в неизвестном направлении через перевалы и непроглядную темень. Но мне уже было решительно все равно, что они со мной сделают. Свой долг я выполнил, как мог, невзирая на угрозы расправы с моей семьей. Мало того — я даже попросил у них чего-нибудь выпить, и после этого вообще закрыл глаза, стараясь успокоиться, чтобы достойно принять смерть.