Я проснулся от резкой боли. Она обожгла мне кожу! Вскочив с постели, я побежал в ванную, закрыв слив, вывернул на полную холодную воду и опустил в неё пылающие руки. Эта ненормальная меня угробит! Ну, по крайней мере, я знаю, чего она хочет. Всё-таки, этот Сергей Борогуль как-то замешан в её убийстве. Обмотав запястья стерильными бинтами, я лёг в постель. Заснуть, я, естественно, не смог. Больше скажу, даже не пытался. Наивно было полагать, что на седьмом кругу ада получится избежать насилия. К утру у меня уже созрел план действий.
На работе, я, по возможности, пытался отлынивать от своих прямых обязанностей, ссылаясь то на ремонт сорок восьмого, то на накопившуюся стопку всевозможных отчётов по статистике, которые я ещё не сдал. Больше всего меня волновала собственная шкура. Уже очень сильно пострадавшая за эти пару дней. Итак, Сергей Борогуль. Что у меня на тебя есть? Ты, вроде как, мертв, поэтому я не могу прийти к ребятам и сказать: эй, меня тут безумная идея посетила — Борогуль-то наш, поджигатель-весельчак, жив здоров. Не разослать ли нам на него ориентировочку во все отделы? Но ты, вроде как, и жив. А значит, оставляешь свои отпечатки, лицом своим светишь. Что-то покупаешь, бываешь дома у родителей. Ты точно в городе или в пригороде. По крайней мере, продолжаешь сюда приезжать. Если у меня получится тебя задержать, живого здорового, это само по себе поднимет многие вопросы.
Всё это хорошо. Осталось придумать, как его найти, не задействуя оперативный отдел. Сидеть в засаде у дома его родителей я не могу. Да и не факт, что он там объявится после моего неудачного визита. Что у меня есть, кроме моих роботов? Правильно, мои роботы! Следующая проверка моего “технопарка” у меня только через полгода. А пока не подшаманить ли мне кое-чего? Идея возникла вроде как из ниоткуда. Я знаю, что в Китае уже вовсю используют программы распознавания лиц. Ну, у нас, конечно, не Китай. И программу эту в нашей стране так и не разрешили, пока. К счастью или к сожалению. Я даже не знаю, рад я этому, или нет. Потому что, зачастую, всё, что должно бы использоваться во благо, может быть сильно во вред.
Но я не из тех, кто будет страдать от мук совести, если уже страдаю от мук физических. Так что, я, не особо раздумывая, принялся устанавливать на всех свободных роботов пиратскую программу. Где-то, на краю сознания, промелькнула мысль, что меня за это могут посадить. Вопиющее превышение полномочий. Но истина превыше всего: Борогуля надо поймать.
Прокопавшись часа четыре, я установил на всех своих мобильных помощниках, включая сорок восьмого, программу распознавания лиц и загрузил в доступное для поиска целую одну физиономию — принадлежащую Сергею Борогульскому. Теперь оставалось только ждать. Мои роботы целыми днями катаются по городу. Население к ним привыкло — уже не шугаются. Борогуль, конечно, может быть исключением. У него есть веский повод скрываться от полицейской машинки. Я бы был не я, если бы не подстраховался. Сорок восьмого я решил отправить в караул около родительского гнезда Борогульских. У этого замечательного робота и алгоритм слежения за подозреваемым есть. Вместо того, чтоб навсегда его удалить, я покопался в настройках и добавил его в основные рабочие функции. Теперь мой сорок восьмой, он же ДТ18, будет выслеживать шоумена беглеца.
Потерев веки, я встал из кресла, дошёл до кухни и налил себе кофе. Главное не спать. В последний раз я почувствовал что-то странное. Какую-то близость. Причастность. Тогда, когда я блуждал в дымной темноте. Она как будто была в моем сознании. Черт! Если подумать — она и так в моей голове. Нет же какого-нибудь физического места, где можно встречаться с призраками?
— Саша, ты в порядке?
Я подскочил на месте. С ума сойти, женский голос чуть не лишил меня чувств. Я развернулся:
— Привет, Вероника.
— Кого-то другого ожидал увидеть?
— Да нет. — Я пожал плечами, прихлебывая кофе из кружки.
— Ну, судя по выражению облегчения на твоем лице, ты, по крайней мере, рад меня видеть.
— А что, кто-то не рад?
Я что, флиртую? На автомате ответил чушь какую-то. И кофе отвратный.
— Саш, ты уже третью кружку пьешь.
— Ты давно здесь?
— Ну да. Стою вот, смотрю на тебя.
— Вероника. Как друга прошу. Мне сегодня спать нельзя.
Она подошла ко мне почти вплотную:
— Это такое предложение завуалированное?
Я её проигнорировал:
— Мне Александр Константинович рассказывал. Он как-то дня два один в засаде сидел. И ты ему что-то колола. Чтоб он не спал.
— Саша.
— Нет, стой. Я знаю, что у нас что-то такое есть. Иначе бы не просил в прошлый раз.
Она нахмурилась.
— Ну, допустим, есть. Вот Александр Константинович жук! Просила же не говорить. Саша, зачем тебе?
— К экзамену готовлюсь.
— К какому?
— Хочу пройти переквалификацию.
— На кого?
Я смерил её долгим взглядом. Опера, конечно, в почёте. Но она не поверит, что я потяну. А, значит, и помогать не будет.
— В стационар. В лаборанты. Надоело в полях работать.
— Так ты же вроде и так всё время на месте.
— Это только так кажется. Постоянно за роботами мотаюсь. А они ещё ломаются через один.
— Ну, лаборанты, хорошо, конечно. Зарплата у них такая же, но работа почище.
Кажется, я угадал правильно, и общаемся мы на понятном ей языке.
— Ну да, и я о чём. Хотя бы сниму этот комбинезон. Тоже буду в халате ходить.
Я поправил ворот её отглаженного, белоснежного, и, пожалуй, слишком короткого халатика.
— Ну хорошо. Я тебе поставлю один укол. Он будет действовать около суток. Но, Саша, потом отходняк будет хуже, чем после похмелья. Намного хуже.
Я кивнул. Интересно, наше министерство здравоохранения этот укольчик законодательно разрешило?
— Пойдём! — Она заговорчески подмигнула, и я поплелся за ней в её стерильную обитель.
Пахло спиртом и ещё какими-то лекарствами. На стене красовался портрет Брэда Питта.
— Он же тебе в дедушки годится. — Я кивнул на стенку.
— Ну и что? Красиво же. Закатай рукав.
Я повиновался. Вероника подошла ближе и удивленно ахнула:
— Саша, ну это-то что? Ты же не вены себе вскрываешь, надеюсь.
— Это ожог. — Я приподнял бинт, показывая руку — в цеху опять поранился.
— Ну да, вижу — она постучала по шприцу — вот точно не для тебя работа. Какой-то ты… травмоопасный. Сидел бы себе тихо…
— Вот сдам экзамен и буду тихо сидеть в лаборантской.
— Так, давай руку. Будет больно. Терпи.
Я только усмехнулся. Всё тело саднило. И от недостатка сна уже шатало. Боль даже хорошо. Немного бодрит.
— Ну вот, всё. — Она похлопала меня по руке и быстро наложила повязку. — Минут двадцать подержи.
— Спасибо. Я пойду.
— Саш, стой. — Она немного замялась, — у тебя вообще организм как на такое реагирует? Александр Константинович-то крепкий мужик. Но даже он потом капельницу просил ему поставить.
— Не знаю. Не принимал никогда.
Она кивнула.
— Может, переночуешь у меня? Послежу за твоим состоянием.
Что ж ты делаешь, женщина? Ты же лет на десять меня старше. Я ещё не настолько отчаялся. Я выдавил улыбку:
— Вероника Александровна, у меня завтра первый экзамен. Буду готовиться. Но за заботу спасибо.
Поначалу я ничего особенного не чувствовал. Но минут через двадцать меня накрыло. Мир вдруг стал ясным и кристально чистым. Работа приятной, понятной и общественно полезной. Коллеги — прекрасными людьми. Да этот укол надо всем сотрудникам в обязательном порядке с самого утра вкалывать! Каждый день. Чувствуя себя практически гением, я вернулся к работе. Была у меня ещё парочка вдохновенных идей.
Спать не хотелось от слова совсем. Выйдя с работы, я весь вечер гулял по улицам, паркам и скверам родного и такого любимого города. Наслаждался ветерком, охлаждающем голову и саднящую кожу. Мимо проходили люди, проезжали машины, протекала чья-то жизнь. Реальность как-будто стала более реальной. Я слушал обрывки чужих разговоров, вещание рекламы, шум автомобилей. Всё казалось стройной симфонией. Нужно проверить ясность сознания. В конце концов, это лекарство создали для дела, а не для развлечения. Я перебрал в уме все таблицы коэффициентов, которые помнил наизусть. Потом начал вспоминать цитаты из учебников по криминалистике. Кажется, мозг работал как обычно. Просто непривычно чувствовать себя спокойным и почти счастливым. Можно было бы решить, что это притупляет чувство опасности. Но нет. Я ни разу не нарушил ни одного правила: расписался на выходе, попрощался с Марией Петровной. Не переходил дорогу на красный.