То, что пришло к ней в итоге. Рене расценивала это как последнюю стадию. Она безропотно принимала его «ласки», приказы и резкие повороты, от которых шла кругом голова. Насколько архангел ненасытен, теперь ей удалось узнать. Девушка чувствовала, как воздух наполняется страданием. Её глаза расширялись, она понимала: не убежать, а каждое движение Аргуса только доказывало ей это.
Боль.
Зияющая боль, без единого светлого момента. Она забывалась. Следовала тому, что он говорил, поднимала на него взгляд и принимала каждый поцелуй, когда крик боли пронзал тишину.
– Домой… Отпустите… Домой… Прошу, – мысли, что вертелись в голове совсем не совпадали с реальностью. Она всё ещё думала об этом, как о сне. Рене не верилось, что кто-то мог словить её в другом мире и принести сюда, как приз, подарок или игрушку на вечер.
Так не должно быть.
Но это есть. Под напором сильного крепкого тела мужчины, теперь она лежала на диване с красным покрывалом и боялась сделать хотя бы одно, незаметное движение.
Казалось, он замечает всё, и, как только девушка сделает хоть что-то, он сделает вывод. Аргус мог прижать её к дивану, ускорить темп, стать ещё более ненасытным.
Разорвать её.
Только не это. Нет, пожалуйста.
Паника нарастала снова. Становилось страшно только от того, как он двигался внутри и мог сделать что-нибудь похуже. Руки дёрнулись в конвульсии, которую архангел тут же пресёк – ладонь накрыла её локоть, давя сильнее, чем кто-либо другой.
Надежды больше не осталось. Рене выдохнула последний глоток воздуха, чувствуя, как накалилась атмосфера. Стало тяжело дышать, сердце билось слишком быстро, чтобы хоть кто-то посчитал её здоровым человеком, а по коже ползли мерзкие капли пота. Липкие, как боль, которую причинял архангел.
Удовольствие он доставлял только себе.
Архангел больше не думал о нежности или любых других понятиях, не чуждых людям. Теперь его жар стал ещё сильнее, он не разбирал, что делает. Руки снова перевернули девушку, снова причиняли боль, от которой она уже не вскрикивала – только охала, понимая: бесполезно.
Никто не придёт на помощь.
Она обречена.
И чем дальше он заходил, тем безразличнее ей становилось.
Казалось, теперь она стала игрушкой. Безмолвной, созданной только для того, чтобы удовлетворять хозяина. Она больше не говорила ни слова, не было и мольбы. Всё свелось к пустоте, лицом которой теперь была Рене.
Ничего.
Больше ничего.
Ноль.
Зеро.
– Поднимайся, – из состояния смиренного транса её не вывел даже смачный шлепок по и без того раскрасневшимся ягодицам. Только спустя пару мгновений, она нашла в себе силы, чтобы обнять себя, закрыться от этого мира хотя бы так, руками, прикрыть наготу, которую, стало быть, уже видели все и каждый.
Видел он.
Хуже.
Ещё и воспользовался.
По коже пробежалась дрожь. Рене отбрасывала мысли о произошедшем, но они волной возвращались назад.
Аргус бросил на неё один-единственный взгляд, которого она не заметила. В нём как и прежде не было жалости – только слепое удовлетворение.
Рене же не пыталась наблюдать за происходящим. Она чувствовала только стыд, холод и страх. Все три чувства слились воедино, давя оглушающим треском на грудную клетку, разъедая кости, заставляя рёбра сжиматься так сильно, что не чувствовался ни один орган.
Она чувствовала себя мёртвой.
Наверное, она уже в потустороннем мире, потому что будто в поволоке тьмы и тумана, она услышала только несколько слов:
– Дай ей одежду, деньги и вышвырни. Скажи, чтобы не возвращалась.
Рене не отреагировала. Она опустела. Опустела, как сосуд или просто человек, у которого больше не оставалось эмоций, только животный страх, стыд и холод.
Она стала пустышкой.
Мир изменился.
И, казалось, она вместе с ним.
Конец