Я покинул кабинет Янси, спустился по широким белым ступеням, прошел через зеленый сад мимо бронзового богоподобного Лонга и нашел свою машину. Уже сидя в ней, я взглянул через ветровое стекло на белую башню Капитолия, закрывавшую чуть ли не полнеба. Потом я вывел машину со стоянки и направился в Новый Орлеан.
Откровенно говоря, никаких доказательств у меня не было, про преступление я знал лишь со слов Ады, но воспользоваться ее откровенностью не хотел.
Оставалось лишь надеяться, что мой блеф достигнет цели.
РОБЕРТ ЯНСИ
Через окно я наблюдал, как он идет по белым дорожкам, пересекающим зеленую лужайку. Отсюда он выглядел особенно худым и совсем безвредным. Потом я вышел из кабинета, спустился по лестнице и направился к Аде, стараясь не спешить.
Войдя в кабинет, я плотно закрыл за собой дверь и немного постоял, держась за ручку. Я часто дышал, не то от быстрой ходьбы, не то еще от чего.
– Ведь говорил же я! Говорил тебе! – воскликнул я. – Сейчас он требует, чтобы мы убирались отсюда, иначе грозится посадить нас на электрический стул. И у него есть все, что для этого надо. Это ты рассказала ему? Ты, ты!
Ада скользнула по мне равнодушным взглядом. Лицо ее застыло, словно ей было наплевать на мое возмущение, словно я ничтожная помеха, от которой можно избавиться одним щелчком.
– Прекрати-ка истерику и потрудись вести себя как подобает. Разумеется, я ничего ему не говорила. Не считай меня за дуру. Лучше расскажи, в чем дело. Он что, собирается выступить с разоблачениями?
– Да, собирается. И располагает необходимыми сведениями. Он знает все подробности. Он знает то, что знаем только мы с тобой. Но я-то ничего ему не рассказывал!
– А я уже говорила тебе, что тоже ничего не рассказывала. – Ее спокойствие раздражало меня больше всего. – Он знал Джеймисон по Мобилу, знал, чем она занималась. Возможно, он как-нибудь увидел ее в Капитолии и, сопоставив отдельные факты, пришел к правильному выводу. Возможно, наконец, она сама что-нибудь рассказала ему еще при жизни. В газетах он прочел, кому принадлежат найденные останки, а все остальное – его догадки, не больше. – Она немного помолчала и добавила: – Не думаю, чтобы он что-то предпринял.
Это прозвучало у нее совсем не убедительно.
– Вот как! Она не думает! Ты не думаешь, что он начнет болтать в своем очередном выступлении по телевидению?
– Да, не думаю.
– Ты просто не в своем уме. Постой-ка! Ну да! Ты втюрилась в парня, который испортит тебе всю жизнь да еще, того гляди, отправит на электрический стул.
Ада наблюдала за мной с бесстрастным лицом.
– Не надейся, я не буду сидеть сложа руки и ждать, когда он меня отправит на электрический стул. Постараюсь, чтобы о нем хорошенько позаботились.
Лишь теперь мои слова по-настоящему задели ее. Она вскочила со стула, обошла вокруг стола и остановилась около меня. Лицо ее пылало.
– Только этого нам не хватало! – прошипела она. Ее голос вонзался мне в душу, как тогда в холле. – Если ты выкинешь какой-нибудь идиотский номер вроде того избиения, тогда-то уж нам действительно не расхлебать каши... – Она остановилась и дважды глубоко вздохнула. – Сиди, жди и моли бога, чтобы пронесло. А не хочешь – убирайся. – Она немного успокоилась и уже обычным тоном закончила: – Впрочем, я уверена, что он будет молчать.
– А если заговорит, тебе тоже несдобровать.
– Как видишь, я пока не трясусь от страха, – насмешливо ответила она.
Я понял, что дальнейший разговор бесполезен. Мне оставалось сделать вид, что я согласился с ней, и действовать втихомолку. Но сразу согласиться было бы неосторожно – она тут же заподозрила бы неладное.
– Почему ты уверена, что он промолчит? Он тебе что-нибудь говорил?
– Да, говорил, – резким тоном подтвердила Ада. – Он говорил, что я должна уйти в отставку. Что еще, по-твоему, он мог сказать мне?
– Может, нечто большее, чем сказал мне.
– Дурак!
– Хорошо, хорошо! Хочу только надеяться, что ты отдаешь себе отчет в своих поступках.
По выражению ее лица я понял, что она поверила мне. Теперь предстояло приняться за дело.
ТОММИ ДАЛЛАС
Я никак не мог решить, правильно ли поступлю, если передам Джексону фотоснимок и добытые разными путями сведения.
Пока материалы у меня, я мог делать с ними все, что хочу. Передав их Джексону, я лишусь возможности действовать самостоятельно. И вообще, чем больше я размышлял, тем больше убеждался, что не испытываю того удовлетворения, на которое так надеялся еще недавно. Все выглядело совсем иначе, чем раньше.
Иногда я спрашивал себя: а не известно ли Джексону и без меня о Мобиле и об Аде? Он когда-то был влюблен в нее. Не странно ли, что он критикует не ее лично, а ее действия как губернатора?
Возможно, он и не подумает использовать мои материалы. Вот почему я колебался. Да, да, правильно! Я не верил, что он воспользуется ими.
Подожду. Я тут же позвонил Джексону и отменил встречу. Передо мной открывалось немало возможностей, и я мог выбирать любую из них.
СТИВ ДЖЕКСОН
Моя угроза не достигла цели. Но я решил идти до конца и начал тщательную подготовку. Оканчивая передачу, я всякий раз говорил:
"Смотрите эту программу 8 ноября. Она будет передаваться со ступеней Капитолия".
По моей просьбе Спенсер как-то напечатал на целой полосе своей газеты следующее сообщение:
"Комментатор телевидения обещает выступить в ноябре с сенсационным разоблачением".
Телевизионная станция поместила в других газетах такое объявление:
«Не пропустите передачу Стива Джексона из Капитолия, и вы будете потрясены, как никогда в своей жизни!!!»
Объявление в разных вариантах повторялось в течение двух недель. Я позвонил Янси и предупредил:
– У вас остается только две недели.
– Вам, по-видимому, очень по душе наша каторжная тюрьма, – ответил он.
Разумеется, я подготовил кое-что взамен обещанного разоблачения на тот случай, если блеф сорвется. Замена была не так уж плоха: молодой гангстер, рассорившийся со своей бандой из юго-восточной Луизианы, согласился выступить по телевидению с показаниями о том, что бандиты действовали в сговоре с Янси. Он соглашался дать показания публично и под присягой. Таким образом, я обеспечил себе пути отступления. Но ведь не того мне хотелось. Нет, это не был Армагеддон.
РОБЕРТ ЯНСИ
Я встретился с Рикко Мединой.
– Уж больно трудное дело, генерал, – ответил он. – Пожалуй, такое трудное, что придется отказаться.
– Отказаться? И не думай.
Медина прекрасно знал, что он у меня в руках, и потому, пожав плечами, ответил:
– Ну что ж... Посмотрим, что можно сделать.
Я не убийца. Я никого не хотел убивать. Даже этого сукина сына, который из кожи лез вон, чтобы отправить меня на электрический стул. Убивал его не я. Он сам себя убивал. И тут уж я ничего не мог поделать.
Шесть дней спустя в заранее условленное время я позвонил Медине из телефона-автомата (он ждал моего звонка в будке другого автомата).
– Не выгорает, хотя мы старались, – сообщил он. – Нам так и не представилась возможность сработать наверняка. Его здорово охраняют. До восемнадцатого нам не успеть.
Медина, похоже, говорил правду.
– Тогда забудь об этом.
Я и расстроился, и почувствовал облегчение. Нет, нет, он должен умереть, но я не хотел еще одной смерти на своей совести, и потому неудача Медины не столько огорчила, сколько обрадовала меня. Тем не менее Джексон вычеркнул себя из списка живых. При мысли о том, что теперь мне самому придется браться за дело, чувство облегчения мгновенно испарилось. Не лежала у меня душа к подобным занятиям. Я не убийца. Я неплохой малый, когда мне дают возможность доказать это.
Однако иного выхода не существовало, предстояло приниматься за работу самому.
Задача была не из легких. Дня два я ломал голову и в конце концов принял решение.