Но в последние несколько недель новое влияние овладело Хетти – неопределенное, атмосферическое, проявлявшееся не в сознательных надеждах или ожиданиях, но производившее приятное наркотическое действие, которое заставляло ее ступать по земле и заниматься работой как бы во сне, не позволяя ей сознавать тяжесть или труд, и показывало все предметы сквозь нежную, полупрозрачную завесу, будто Хетти жила не в этом действительном мире из кирпича и камня, а в каком-то мире, исполненном счастья и блаженства, подобном тому, какой солнечные лучи представляют нам в воде. Хетти стала замечать, как мистер Артур Донниторн готов был подвергаться значительным беспокойствам только для того, чтоб иметь случай видеть ее; как в церкви он всегда помещался таким образом, что мог видеть ее вполне, когда она сидела и когда стояла; как он беспрестанно находил предлоги посещать господскую мызу и всегда придумывал сказать что-нибудь только для того, чтоб заставить ее заговорить с ним и посмотреть на него. Бедный ребенок в настоящую минуту так же воображал, что молодой сквайр когда-нибудь сделается ее любовником, как миловидная дочь булочника в толпе, отличенная императорскою, но выражающей удивление улыбкою, мечтает о том, что она сделается императрицей. Но дочь булочника идет домой и мечтает о красивом молодом императоре и, может быть, неверно свешивает муку, рассуждая о том, что это за божественная доля должна быть для той счастливицы, которая будет иметь его мужем, так и бедная Хетти нашла лицо и образ, которые преследовали ее всюду, наяву и в мечтах; ясные, нежные взгляды проникли в ее сердце и облили ее жизнь странною, исполненною счастья томностью. Глаза, бросавшие эти взгляды, в действительности и вполовину не были так красивы, как глаза Адама, которые иногда обращались к ней с грустною, умоляющею нежностью, но они нашли готовое посредничество в глупенькой фантазии Хетти, тогда как глаза Адама не могли проникнуть через эту атмосферу. В продолжение трех недель, по крайней мере, ее внутренняя жизнь состояла почти только из того, что она проходила в памяти взгляды и слова, с которыми Артур обращался к ней; почти только из того, что она припоминала, с каким ощущением слышала его голос вне дома, видела, как он входил, потом замечала, что его глаза были устремлены на нее, и потом еще замечала, что высокая фигура, смотревшая на нее глазами, которые, казалось, касались ее, подходила ближе в платье из красивой материи и пропитанная благоуханием, напоминавшим цветник, колыхаемый вечерним легким ветерком. Безрассудные фантазии! – как вы видите, не имеющие решительно ничего общего с любовью, которую чувствуют прелестные девушки восемнадцати лет в наши дни; но вы должны помнить, что все это случилось около шестидесяти лет назад и что Хетти вовсе не была воспитана, что она была просто дочь фермера, для которой джентльмен с белыми руками сиял как олимпийский бог. До того времени, она никогда не заботилась много о будущем и только мечтала о том, когда капитан Донниторн придет на мызу, или о будущем воскресенье, когда она увидит его в церкви; но теперь она думала, что он, может быть, постарается встретиться с нею, когда она пойдет завтра в рощу… а если он заговорит с нею и пройдет рядом некоторое расстояние, когда никого не будет возле! Этого, однако ж, никогда не случалось; и теперь ее воображение, вместо того чтоб представлять себе прошедшее, занималось составлением того, что может случиться завтра – около какого места в роще увидит она его, когда он пойдет к ней навстречу, как она приколет свою новую розовую ленту, которую он никогда не видел, и что он станет говорить, чтоб заставить ее возвратить его взор – взор, который после того останется у нее в памяти весь день.