— А не прихоть, не причуда ли это, Адам? Мне здешние кустарники по душе. Я люблю шиповник и боярышник. И акации тоже… Девчонкой я любила обсасывать их цветы… сердцевина у них такая сладкая… А цветущий шиповник… Зимой его красные плоды так трогательно выглядывают из-под снежных чепцов. Я любила дохнуть на них и смотреть, как подтаивает снег. Мне казалось, что шиповник роняет слезы. — Ева рассмеялась и в шутку заключила: — А тебе бы все только пересадить да окультурить!
Я чуть помолчал. Она говорила со мной так доверчиво, задушевно, будто исповедовалась.
Но идею свою я начал защищать. Причуда? Фантазия? Да ведь наш первый сад мы так вот и заложили… Ева снова пожала мне руку и задала несколько вопросов. На удивление конкретных… Ну да, конечно. Ведь она все понимает. Все-таки специалист. Потом задумалась.
— Я тебе не надоел? Извини, пожалуйста…
— Да нет, с чего ты взял!
Мое извинение смутило Еву, ее щеки полыхнули румянцем.
— Мне нравится, когда ты так воодушевляешься, — сказала она, понизив голос.
Как будто приласкала меня.
Мы поднялись на вершину Ржипа. Беловатая опоковая ротонда. Остановились возле нее. Да, да, это все та же часовенка. В свое время князь Собеслав повелел поставить ее в честь своей победы, он наголову разбил тогда войска немецкого князя Лотаря. Ротонда, конечно, еще романского стиля и напоминает сосочек на прекрасной округлой груди горы. Сказать или нет? Нет, лучше промолчу.
Я вел Еву дальше. Еле заметной, почти тайной тропкой, что вилась среди буйного кустарника, под раскидистыми, зазеленевшими уже буками, мы прошли к северному скалистому боку горы.
— Вот оно, это место.
Я обещал Еве показать мой с детства любимый уголок.
Отодвинулся, уступая ей дорогу: для двоих тропинка была чересчур узка.
Невольно вскрикнув, Ева обмерла:
— Какая красота!
Для нее это было полной неожиданностью. Лес вдруг обрывался… И открылось каменистое, до зубчатых скал обнаженное тело горы. Кроны буков, окружавших подножье Ржипа, виднелись глубоко под нами. Полуденный воздух был напоен густым ароматом леса, кустарника, прогретого мха и богородской травки, которая взобралась даже сюда, на замшелые базальтовые отроги.
Ева молча огляделась.
Она никогда не бывала здесь раньше. Пейзаж покорил ее сразу, она не могла налюбоваться видом, вширь и вдаль открывавшимся перед ней.
— Что за прелесть! — прошептала она.
Я следил за изменчивым выражением ее взволнованного лица. Когда она поворачивала голову, озираясь вокруг, свет, причудливо скользя, освещал скулы, щеки, губы. Пушистые и блестящие волосы — наверняка вымыты накануне — приятно пахли.
Я был счастлив, что Ева оказалась тут впервые вместе со мною. «Вот она, рядом, — твердил я себе. — Со мною, в моем с детства любимом уголке. Мы вместе, Ева!»
Интересно… Эти края были мне очень хорошо известны. Всякий раз, поднимаясь на Ржип, я непременно заглядывал сюда — полюбоваться видом окрестностей. Зелень озимых и едва опушившиеся яровые чередовались с теплой бурой землей, отведенной под свеклу, с темными сосновыми борами, курчавыми лесопосадками и орешником, с цветущим боярышником и зарослями одичавшей сирени. Кое-где отчетливо проглядывали межи совсем недавно распаханных частных наделов. Проступали островки деревень с их белыми домиками под красными крышами… А там, далеко-далеко, угадывались развалины Газмбурка и венец Чешских Средних гор с Милешовкой. За ними, уже у самого горизонта, темнел подернутый дымкой вал пограничных хребтов Крушногорья. До подробностей знакомая картина. И все же теперь она представлялась мне иной. Словно обрела новую, более богатую душу.
Ева все еще не проронила ни слова. Любопытно, о чем она думает?
Я подошел к ней. Она оперлась на мою руку — легко и непринужденно. На ее виске часто-часто билась жилка.
— Значит, сюда вот и привел свое племя праотец Чех, — медленно произнесла она. — Как говорится в сказанье о земле, текущей молоком и медом. Ах, здесь можно стоять и любоваться до бесконечности. Вот уж никогда бы не поверила. — Она сощурилась. — Представляю, как эти места выглядели в древности. Я люблю выдумывать… Дикая глушь, куда ни глянь — бесконечный девственный лес. И одинокая гора… О чем ты думаешь, Адам?
— Знаешь, эта гора была совершенно лысой. Как голый череп. Как холмы вокруг Лоун. Знаешь про них?