Что «Богатство народов» возмещает не всегда, так это труд, с которым приходиться преодолевать пассажи, в которых Смит пытался сформировать само поле своих рассуждений. Особенно там, где Смит, одинокий первопроходец, предпринимает первые шаги в возделывании девственных прерий эконометрики. В восемнадцатом веке не было такой вещи, как надежные статистические данные.
Чтобы подтвердить свои теории конкретными числами, Смиту приходилось скрупулезно самому собирать необходимую информацию и проверять ее достоверность, приводить многочисленные примеры и сравнения. И мы должны следовать за ним сквозь все эти дебри и смиренно внимать букве текста даже там, где Смит, как самый занудный в мире бакалейщик, застревает на развешивании всех этих оливок, мяса, хлеба, процентов и т. д.
Смиту даже приходилось проводить графический анализ данных без, как это ни удивительно, самих графиков. В виде графиков, наглядно, статистические данные впервые представил шотландский коллега Смита, Вильям Плейфэйр, в 1786 году, уже после того, кау Смит внес в «Богатство народов» последние исправления и дополнения. На самом деле, Смит знал Плейфэйра лично как младшего брата своего близкого друга. Но увы, один гений не распознал другого. Точнее, они оба не распознали друг друга. Джереми Бентам как-то сказал об экономике Плейфэйра: «Девять десятых из этого — сомнительного качества предписания». Возможно, Плейфэйр как мыслитель не имел достаточной прозорливости, но все-таки жаль, что Смит не обратил внимания на изобретение младшего коллеги. Тогда сотни страниц «Богатства народов», которые читатели просматривают по диагонали, можно было бы сократить до нескольких, которые читатели могли бы просто пропускать.
Помимо графиков, была еще одна вещь, неведомая Смиту: жаргон. В те годы экономическая наука была еще слишком молода, чтобы создать свою «феню», или как принято теперь выражаться, «профессиональный сленг». И если местами Смит изъясняется в пространных и малопонятных выражениях, то это потому, что его времени была недоступна роскошь кратких, отточенных и обкатанных терминов, которые сегодня привычно используют, когда речь идет о вещах, действительно сложных для понимания (возможно, включая и те случаи, когда сам автор не понимает, о чем говорит). Смит был вынужден разъяснять и пояснять свою мысль снова и снова, пока предмет (как и читательское терпение) не будет исчерпан.
Как бы то ни было, эта книга должна была быть длинной. Того требовала сама эпоха. Будь я мультипликатором, я бы изобразил Просвещение как великий момент в интеллектуальной истории, когда у людей, таких как Адам Смит, над головами загорались лампочки — ну, разве что тогда еще не было электрических лампочек… Так или иначе, они поняли, что физический мир не был окутан непроницаемой и темной пеленой божественной тайны, постигаемой лишь в святейших медитациях. Другими словами, они поняли, что нельзя исследовать вещи, не исследуя их. Что если осветить естественные механизмы лучиками наблюдения и мысли, можно понять, как они работают. Вселенная поддавалась объяснению. И мыслители Просвещения видели своей наиглавнейшей жизненной задачей объяснить ее.
А объяснять необъяснимый и загадочный мир — задача не из легких. Возьмем в качестве иллюстрации два примера смитовских объяснений, о которых уже упоминалось выше: 1) что деньги не Имеют объективной ценности; 2) что деньги — это понятие, имеющее субъективную ценность: если один человек меняется чем-либо с другим, значит, это выгодно им обоим. Растолковывая все это, автор вовсе не держит нас за идиотов. Но вот каждый современный директор компании изо всех сил пытается объяснить и внушить нам первое, и когда мы хотим взять новую машину в зачет старой, каждый менеджер по продаже автомобилей пытается убедить нас во втором.
Все объяснения начинаются кратко. Но потом Смит начинает впутывать нас в бесконечные пояснения, уводит в пугающей длины интеллектуальные лабиринты, и нам ничего не остается, кроме как надеяться, что он выведет нас к светлому и вожделенному сокровищу понимания сути дела.
Вообще, все объяснения начинаются кратко, за исключением объяснений для суда. И «Богатство народов» можно назвать таким документом судебного разбирательства. Можно даже сказать, что Адам Смит составил девятисотстраничный иск. Иск против политики меркантилизма. Меркантилизм был основной экономической стратегией того времени, если можно назвать «стратегией» действия, мотивированные преимущественно сиюминутной выгодой. Фактически он заключался в наборе директив относительно торговли, торговых пошлин, выгодных для власти налоговых сборов в сочетании с общим непониманием сущности наличных денег, движения капиталов и финансов государства. Меркантилисты полагали, что наилучший способ обогащения нации — это увеличение экспорта и ограничение импорта товаров. Смит же пытался втолковать им, в предельно краткой формулировке, что импорт — это как рождественское утро, а экспорт — как январский счет, счисляемый с банковской карты.