Левченко осторожно усадил ее на пол и поднял глаза на Ро.
— Ну, давай, Ро, — сказал он, подставляя черноволосую голову. — Действуй.
Ро смотрел на девушку. Казалось, она спит. Глаза прикрыты, волосы чуть растрепались — вот сейчас она встанет, поправит прическу, одернет халат и пойдет к больным…
Но время шло, а девушка не вставала. В ее лице проступило что-то такое, что всегда пугало Ро: безликость — первый признак смерти.
Он хотел уже протянуть руки к затылку под шапочкой, но в голове снова загудело, и память подбросила недавнюю картинку — тело на кушетке, руки в перчатках, кровь, ошметки плоти и кости в пластиковой миске. К горлу подступила тошнота. В глазах стоял туман.
— Ро! — резкий оклик донесся будто издалека и погиб в тумане. — Ро! Действуй, Ро! Чего ты ждешь?
— Я… не могу, — сказал Ро. Он сам, кажется, упал — по крайней мере спина его касалась теперь чего-то твердого и холодного. — Я не могу. Не могу…
— Тогда иди сам, — твердо приказал голос откуда-то сверху.
— Хорошо, — согласился Ро, плохо соображая, что происходит. — Хорошо, я пойду.
И стало темно.
Ее звали Тамарой. Ро понял это сразу же, как вынырнул из водоворота воспоминаний.
В шесть утра ему нужно на обход, а до шести полагалось спать. Раз его разбудили, значит, кому-то нужна помощь…
Ро огляделся и увидел самого себя. Двух. Один — полулежал в углу, прислоненный к грязной стене, второй сидел перед ним на корточках и озабоченно разглядывал его — третьего.
— Ро! Ты в порядке?
— Кажется, да, — сказал Ро и замолчал в изумлении. Его голос стал женским. В глазах опять помутнело — уверенность в том, что этот голос — его, натыкался на не менее твердое знание, что это не так. Через некоторое время из глубин памяти всплыло понимание: так надо. Это ненадолго.
Ро потряс головой.
— Сколько времени? — спросил он.
— Четыре ночи.
— Уф… — выдохнул Ро. — Два часа еще!
— Лучше побыстрее, — покачал головой Бунтарь. Нет, Левченко. Или Бунтарь.
Несколько секунд ушло на согласование имени.
— Встать можешь? — спросил Левченко.
— Могу.
Ро поглядел на свои — Тамарины — ноги. Память электронной медсестры подсказала, что и ноги эти принадлежат Ро.
— Эй, — окликнул Левченко. — Все хорошо?
— Угу.
Ро встал. Покачнулся. Левченко поддержал его. Тело Тамары оказалось почти такого же роста как и его родное, модели Adam3f. Но все равно мозг отметил несоответствие.
— Ты должен спуститься в архив. Это двумя этажами ниже и…
— Я знаю, — перебил Ро. Он действительно знал. Он не раз и не два спускался в архив. Правда, ни разу еще ничего оттуда не брал — только относил папки.
Левченко поглядел на него с любопытством.
— Я поставил блок памяти сестры вместо одного твоего, Ро. Так что не пугайся, если обнаружишь провалы в памяти. Я вытащил самый старый блок, не думаю, что тебе понадобится эта информация в ближайшее время. Интересный опыт… Впрочем, — оборвал он сам себя, — сейчас у нас с тобой, Ро, другая задача. Система допуска должна реагировать на тело, а не на мозг, так что с тем, чтобы туда проникнуть, проблем у тебя не будет.
— Я знаю, — снова кивнул Ро.
Достаточно было поднести руку к панели.
— Тогда мне остается только сидеть здесь и ждать тебя, Ро, — улыбнулся Левченко. — Иди.
Ро подчинился беспрекословно. Он почувствовал, как тело выпрямилось и ровным шагом направилось к двери. «Иди» — так говорят люди, когда дают Тамаре задание. Это правильно.
Ро вышел из туалета и повернул направо. Он дошел уже почти до лестницы, когда на пульте завопила сирена.
Голова тут же загудела, и Ро вспомнил, что это из пятьсот седьмой, он обещал зайти туда, потому что у Голованова по ночам случаются панические атаки. Рисполепт не спасает. А Верочка наверняка забыла сделать инъекцию диазепама. Необходимо завтра же поговорить с Иваном Семеновичем об изменении лечения.
Стоп! Ро остановил себя, когда уже дошел до ординаторской и протянул руку к двери. Какой диазепам? Он, между прочим, не умеет делать уколы. Делал, много раз, но — не умеет!
Ро замотал головой, пытаясь прогнать из своего сознания память электронной медсестры. Навыки содержались в нейрокристалле, а не в памяти. От когнитивного диссонанса голова пошла кругом, и он был вынужден прислониться к стене, чтобы не упасть.
За дверью ординаторской раздались шаги.
— Тома! Уйми больного! — послышался заспанный голос Верочки.
Ро уже некогда было думать, откуда он знает Верочку. Он испугался, что его застанут здесь, а там, глядишь, отправят делать укол. Страх примирил обе его памяти и заставил тело броситься к лестнице со всех ног.
Стараясь ни о чем не думать, Ро спустился на два этажа, остановился перед знакомой дверью и приложил указательный палец к панели. Дверь послушно отъехала, и они с Тамарой уверенно зашли внутрь.
Папки лежали там, куда он их и положил. Умершие — отдельно, вот в этом шкафчике. Пока Тамара механическим движением доставала папки с полки, Ро отметил, что Левченко был прав. За последние полтора года умирать стали чаще. Намного чаще. Позапрошлый год — две папки. И до этого каждый год — не больше пяти. А в прошлом году… Он не успел начать считать, как цифра всплыла в голове: «восемь». И тринадцать уже за этот год. Проблем с родственниками умерших не было, потому что у одиннадцати из них не было родственников. С Одуваловым были проблемы — его жена угрожала подать в суд. Но так и не подала. А мужа прошили, больница заплатила из своего кармана. Еще у троих были контракты на прошивку, Ро знает точно, потому что сам вводил сыворотку, чтобы тела дождались прошивщиков. Остальные девять — просто пропали. Ро заполнял эти карточки, и знает, что причины смерти в них — вымышленные, а мертвых тел никто не видел.
Ро уронил папку. Руки были непривычно маленькие. Поднял и двинулся к выходу.
Левченко ждал его с нетерпением.
— Молодец! — похвалил он Ро, когда тот вывалил добычу ему на руки. — Давай, верну тебя на место, Ро! Садись сюда.
— Память! — Ро остановил его руки, протянувшиеся, чтобы помочь. — Моя… то есть ее память. Надо взять.
Левченко кивнул.
И Ро отключился.
Когда он пришел в себя, мозг с завидным упорством сообщил, что это — тоже не его тело. Но по крайней мере к Ро вернулась привычная четкость движений. Он почувствовал, что устал. Хотелось оказаться где-нибудь, лучше всего — в месте, которое он мог бы назвать домом, и побыть одному. С некоторой тоской подумал он о комнатке в институте мозга, где можно было уединиться. О Профессоре, Ваньке и Иване Михайловиче, о Жанне, которая приходила, рассказывала новости и позволяла себя писать… Память скользнула еще дальше, в убогую квартиру, снятую за гроши и заставленную холстами, в бессонные ночи наедине с бутылкой и куревом, в долгие гудки телефона и надежду, что сейчас она возьмет трубку… В жизнь. Он согласен на любую.
— Пойдем, Ро, — позвал Левченко. — Андрей заждался. К тому же нам надо почистить память твоей красавицы.
Ро посмотрел на сидящую Тамару почти с нежностью. Заправил выбившуюся прядь волос под смешную медицинскую шапочку, нежно пожал тонкую белую руку. Усмехнулся, подумав, что с этой медсестрой он был, пожалуй, ближе, чем с любой из женщин за свою недолгую жизнь.
— Пошли, Ро.
Коридор «Brain Quality» встретил их воем сирены. С лестницы дохнуло жаром и запахом гари.
— Что происходит? — Ро остановился, вглядываясь.
— Разумовский, не иначе.
Левченко ускорил шаг, и Ро побежал следом. Дальний конец коридора горел. Дверь в кабинет Бражникова была распахнута. Лаборатория располагалась дальше по коридору, оттуда валил дым. Над ухом надрывалась сигнализация.