В сорокафутовом контейнере была оборудована операционная. Двойник ушел с одной из женщин за ширму и стал раздеваться. Беджан достал из кармана небольшой мешочек с монетами и передал мужчине в маске. Тот с сомнением взвесил мешок и положил его на металлическую плиту с тонким экраном внизу, так похожую на лабораторные весы из прошлого. Экран замигал и выдал сумму. Мужчина с сомнением достал одну из монет и долго ее разглядывал.
Это была металлическая монета с гербом и ликом пророка. Как бы ее не подкидывали, она всегда падала ликом Пророка вверх. Внутри каждой монеты находился энергонезависимый накопитель с индивидуальной аппаратной защитой. Монеты остались с прошлого века, став незаменимым средством теневой экономики, по сути заменив отсутствующие вот уже больше ста лет фиатные деньги. Беджан видел деньги прошлого, даже сумел подержать их в руках, ощутив непонятное волнение и желание обладать ими. Пускай это были полимерные бумажки, яркие, с малым номиналом и странными картинками, но это были живые деньги, сохранившие тепло и грязь человеческих рук и желаний.
Внутри монеты установили безразмерный криптокошелек, и узнать номинал можно было только на специальном считывателе. Такие терминалы мог собрать любой школьник старших классов на семинаре по технологии. Государство могло раз и навсегда пресечь хождение этих монет, отследить каждую, провести сотни и тысячи операций и облав на теневые биржи, но не делала этого, само часто пользуясь этим денежным инструментом. Как бы ни был велик Пророк, как бы ни была могущественна система контроля, государству требовались неучтенные деньги, без которых многие вопросы не решались. Любая система требовала канализации напряжений, иначе жесткая идеальная конструкция разрушит сама себя.
— Идите, мы теряем время, — мужчина в маске кивнул на ширму.
Беджан зашел за ширму и стал раздеваться. Его двойник уже лежал на операционном столе, рядом стоял точно такой же стол, у которого ожидала Беджана женщина со сплющенным носом, не двусмысленно перебирая и раскладывая хирургические инструменты в лотке.
— Не надо бояться, — неожиданно ласково сказала она, голос совершенно не вязался с ее внешностью.
— Я буду стараться, — ответил Беджан и лег на стол. Лежать голым перед ней было неловко, стол жесткий и холодный. Он вскрикнул от неожиданности, когда женщина в халате без предупреждения сделала ему укол в левую ногу. Боль прожгла его до кончиков волос на голове, а потом он перестал чувствовать ноги.
— Будет немного больно, вот здесь, — женщина ткнула Беджана в левый бок и ниже, железным пальцем ударив по тазовой кости, — может на время отняться левая рука, но это пройдет. Не надо бояться.
— Постараюсь, — Беджан закрыл глаза, двойник на соседнем столе страдальчески охнул.
Операция длилась больше часа. Сложность была не в том, чтобы сканером найти место установки личного чипа в нижней части левого бедра, это было делом пары минут, а в том, чтобы сохранить больше крови. Сканер точно указал место установки чипа, их ставили детям в семь лет под общим наркозом. Чип вгрызался одной частью в мышечную ткань, другая его часть присасывалась к артерии, пропуская часть потока сквозь себя. В отличие от надежд и прогнозов людей прошлого, чип был массивным и уродливым, после операции оставался еле заметный шрам, а сама операция проводилась роботом хирургом. Самостоятельная выемка чипа грозила неизбежной смертью от потери крови. Если человек терял ногу, то его чипировали в оставшиеся части тела, редко чипировали мозг, артериальный чип был значительно дешевле и надежнее мозговых имплантов.
Беджан не смотрел, что с ним делают. Он чувствовал, как его ногу разрезали, как выдернули чип, но это была не боль, а какое-то странное и мерзкое ощущение, что внутри тебя кто-то есть, и этот кто-то скребется, жрет тебя. Он потерял много крови, двойник оказался удачливее, его чип выдернули легче.