Однако, старичок из Сорбонны, который так не понравился женщине, видимо испытывал к ней прямо противоположные чувства. Он бодрым шагом направился вслед за Инессой на верхнюю палубу и почтительно остановился у её шезлонга:
— Позвольте еще раз отрекомендоваться, мадам, Шарль Легран, профессор кафедры древней истории Сорбонского университета.
— Да запомнила я уже про вашу Сорбонну, — не слишком вежливо буркнула мадам Карпинская. — Мне вообще два раза ничего повторять не нужно, у меня самая феноменальная память в мире!
— О! Эти русские! — захохотал профессор, — Вот всё у вас так — или лучшее в мире, или самое большое, или, в крайнем случае, феноменальное…
— Веселитесь, веселитесь! Как у нас в России говорят — хорошо смеётся тот, кто смеётся последним.
— Ах, какое чудесное выражение: «хорошо смеётся»… Я не очень понял смысл пословицы, но я уверен, что вы смеётесь очень хорошо. Я даже подслушал позавчера вечером, когда вы с этой полькой мадам Агнес слегка перебрали виски.
— Что? — возмутилась Инесса, — вы не только хвастун, вы еще и шпион?
— Помилуй Бог! Просто наши каюты не так далеко друг от друга, а возвращались мы с вами примерно в одно и то же время…
— Да уж, — передразнила Шарля женщина — «не так далеко». Да они просто на разных планетах! Вот скажите, почему мужчин поселили в одноместные каюты, а женщин в двухместные? Разве это правильно?
— Но вас ведь поместили в трехкомнатных люксах? Разве я не прав? А таких кают на «Аделаиде», увы, чуть меньше, чем гостей. Точнее, много меньше. Мне кажется Нани просто позаботилась о наших дамах, ведь у каждой из вас по спальне, плюс общая гостиная, то есть, свободная приватная зона, которой мужчины, например, лишены.
— Ха! У вас весь номер приватная зона. Ибо вы там один! И в спальне, и в ванной, и в туалете!
— Да, но я не привык работать в спальне или в туалете.
— Наконец-то вы вспомнили о работе! Вам не кажется, что вы меня отвлекаете? У нас осталось не так много времени для выполнения задания.
— О! Вот об этом как раз я и хотел поговорить. Видите ли, мне уже 58 лет, и я…
— Пятьдесят восемь?!! — не смогла удержать изумленного возгласа Инесса.
— Да… А что, я выгляжу старше этих лет?
— Честно признаюсь, да — ответила прямолинейная русская. — Возможно, это ваши пигментные пятна….
Шарль Легран покраснел словно школьник:
— Это не старческая пигментация, мадам, если вы имеете её в виду. Это… веснушки! Я сейчас лыс, как колено страуса, но если бы вы застали меня с шевелюрой, вы бы увидели, какого огненного цвета она была.
— Боже мой, — всплеснула руками эмоциональная дамочка, — Веснушки! Как это необычно и даже… мило. Простите меня, бога ради, профессор. Я знаю, что частенько бываю бестактна.
— Я и сам смущен. — Шарль покраснел еще больше. — Потому что я хотел вам сказать. … Признаться…. Словом, круиз был важен для меня сам по себе, и как возможность отдохнуть, и как еще один шанс побывать в любимой мной Мексике. А миллион? Что миллион? Зачем он мне? Работу свою я люблю и никогда не брошу. Оклад у меня приличный, дом не новый, но очень большой и мне он нравится. Так что тратить мне деньги абсолютно некуда.
— Ну а мне есть! Работа у меня нелюбимая, зарплата копеечная, квартирка малюсенькая. Да еще и муж умер, так что на мне и дочка с внуком, и свекровь бывшая.
— Поэтому я и хочу вам помочь! Считайте, что все мои знания или мои карточки, если я их выиграю, в вашем распоряжении.
— С чего это? — подозрительно посмотрела на Шарля Инесса.
— Просто… вы мне очень понравились, — выдохнул профессор, покраснел третий раз за пять минут и стремительно убежал на верхнюю палубу.
Аделаида уже вволю наплавалась и теперь стояла у перил на своём любимом месте на носу тёзки «Аделаиды» и молча любовалась морем. Оно всегда вызывала в ней странные чувства. Море манило женщину, радовало, удивляло, но, в то же время смутно беспокоило, тревожило, мелькало в памяти чёрной кинолентой и угасало, исчезало с экрана её воображения, стоило ей только чуть-чуть сосредоточиться.