Я атаковал ложным финтом, но отец тут же меня раскусил, развернулся и едва не поймал меня на манёвре.
Теперь уже мне пришлось разрывать дистанцию.
Отец ненадолго остановился, меря меня пытливым взглядом. Я хорошо знал этот взгляд.
В детстве ненавидел его, а теперь безумно скучал.
Раньше казалось, что он смотрел на меня и видел недостойного преемника, вычленял недостатки и всё раздумывал, как бы поправить их.
Но теперь я вдруг понял, что смотрел-то он на меня, а видел себя самого.
И думал, как бы ему поступить, чтобы стало лучше. Где он ошибся и где надо поправить маленько, чтобы вышло хорошо?
Он не умел быть отцом, но отчаянно старался им стать. Воспитывал как мог, не доверяя меня ни тёткам, ни няням. И даже учителей, когда на них стало хватать денег, строго контролировал.
Он боялся оплошать. Что делал с завидным постоянством.
Отец встал в свою настоящую, боевую стойку. Развернулся полубоком, вытянул вперёд правую руку так, что клинок палаша смотрел на меня прямо. Чуть пригнулся в коленях, чтобы не терять баланс, и немного отвёл левую руку, согнутую в локте и держащую кинжал.
— Третье правило Соболевых, сын? — сказал отец всё так же твёрдо, но тише, будто с печалью.
Я повторил его стойку. Почти.
И раньше она мне казалась жутко неудобной, и сейчас я оставался при своём мнении.
Стопы я поставил не под углом, а параллельно — так лучше чувствовался баланс. Для того же чуть нагнулся вперёд, чем всегда злил отца.
И повернулся не так сильно, чтобы движения не сковывала одна плоскость.
Мой меч не смотрел прямо на соперника, а чуть склонялся в сторону, загораживая обзор. А в левой руке постоянно хотелось держать кинжал лезвием назад. Так удобнее отводить удары и можно упереть обух о запястье, чтобы принимать на него мощный натиск, словно на наручи.
Наши стойки были похожи, но они отличались. Моя мне всегда казалась более удачной и практичной.
— Третье правило Соболевых… — тихо проговорил я. — Думай, прежде чем действовать.
Отец ринулся в атаку. Я шагнул навстречу, направляя клинок, чтобы отвести удар. Получалось хорошо, даже идеально. Он ничего не мог сделать.
Третье правило всегда немного выбивало меня из колеи.
Встречай опасность лицом к лицу, никогда не сдавайся — всё это довольно категоричные лозунги, которые будто подталкивали прошибать лбом стены и переть напролом.
Но третье правило останавливало. Заставляло посмотреть на эту стену, прежде чем размахиваться для удара.
И тут я вспомнил, что прежде моя стойка была не такой.
Отец научил меня своей, заставляя отрабатывать в ней одни и те же движения тысячи и тысячи раз. Но я постоянно норовил то согнуться, то изменить расположение стоп, то поставить клинок в другое положение.
И каждый раз он меня за это нещадно наказывал, оставляя глубокие ссадины на тех местах, что считал недостатком.
В итоге меч я ставил именно так, чтобы загораживать обзор противнику, а не себе. Ноги со временем связались с корпусом, и мои стопы отлично работали не только при одном положении, а могли реагировать на все движения и не терять баланс. А кинжал далеко не сразу стал таким полезным.
Отец поправлял меня. Указывал на ошибки, которые я сам увидеть был не в состоянии.
И лучше уж ссадины на ладонях, чем отрубленные пальцы или вспоротое брюхо.
Наши клинки прошуршали вдоль друг друга, пока острие моего меча не оказалось в нужном положении.
Я провернул рукоять, отводя палаш в сторону, шагнул под руку и в последний раз посмотрел прямо в глаза своему отцу.
Может, мне показалось, но в них я увидел гордость.
А затем знакомое морщинистое лицо с пышными усами обратилось в многоглазую морду со жвалами, которые уже навострились перекусить моё горло.
Я развернулся, создавая вокруг вихрь смешанных Тьмы и Хаоса, пропитанного Алым пламенем. Меч покрылся аурой и отрубил сразу несколько лап демона, кинжал воткнулся под голову, чтобы показаться в разинутой пасти Паука.
Демон заверещал.
Иллюзия спала, и вместо знакомой платформы показался чёрный, покрытый грязной застывшей паутиной пол. На стенах висели коконы, а из щелей повылезали Ползуны.
Сумрачный Паук с усилием вырвался из моей хватки и исчез в Тени, пока демоноиды окружали меня десятками.
Что ж…
Кот, пришло твоё время.
Меня тут же охватил демонический ушастый покров. Я сам стал Тьмой и Хаосом, а клинки удлинились в магических аурах.
Я чувствовал, как облизывается Кот, глядя на рой, словно на корм.