Ну а дальше за меня взялся Заруба. Я-то наивно полагал лысого дядьку простым надзирателем, а он оказался полноценным наставником и обучал приютских воспитанников технике ударного приказа. Выяснилось это, когда меня впервые вывели во двор, в одном из углов которого обнаружилась засыпанная речным песком площадка.
— Ну-ка, бестолочи, как нужно бить? — спросил там Заруба у пятёрки неофитов:
— Быстро и резко! — спешно ответил один из озябших на холодном осеннем ветру юнцов.
— Точно в цель! — добавил другой.
— Сильно! — пробасил черноволосый крепыш.
Заруба наставил на него указательный палец.
— Не просто сильно, но соразмерно ожидаемому результату! — объявил он и с усмешкой признал: — Ну и сильно тоже. Можете не сдерживаться, он в вашем полном распоряжении! Первый!
Я шатнулся вбок, и лишь горячим ветерком обдало. Думал, наставник помянет маркитантскую лодку, но тот лишь отвесил промахнувшемуся воспитаннику крепкого леща.
— Мазила! — ругнулся Заруба. — Второй!
Этот парнишка оказался сообразительней и провёл меня, вскинув руку и при этом не ударив. Шибанул приказом он уже после того, как я скакнул в сторону.
Хлоп! И лежу на песке, перед глазами с бешеной скоростью крутится небо, в ушах — звон, во рту — металлический привкус крови. И — не вздохнуть.
Но очухался, конечно, заворочался.
— Слабенько! — с презрением бросил Заруба.
— Да? — оскалился я. — А если самого так?
Неофиты рассмеялись, наставник развёл руками.
— Хочешь обменяться ударами? Валяй, бей первым!
Я поднялся, переборол головокружение и смерил Зарубу изучающим взглядом. Отказаться мне и в голову не пришло. Давненько уже подмывало проверить, насколько он хорош, а когда ещё такой случай подвернётся? Что же до ответного удара, то не наставнику учебное пособие ломать. А сломает — починят.
И я открылся небесной силе и качнул её в правую руку, чтобы миг спустя ударить в полном соответствии с наставлениями самого Зарубы: резко, точно и сильно. Пальцы выкинутой перед собой руки обожгло, приказ угодил точно в лысого дядьку, но тот даже не покачнулся, а вот мне самому отдачей так и прилетело!
Но — ерунда! Когда бил по зачарованному навесному замку приходилось куда хуже, поэтому лишь головой мотнул. Заруба озадаченно хмыкнул, кивнул и как-то очень уж неторопливо повторил мой собственный жест. Я уловил момент удара и прикрылся отторжением, бросив в него всю энергию, которую только сумел в себя вобрать — ещё успел уловить, как сминается и рвётся выставленная защита, а уже миг спустя кубарем покатился по земле.
— Не безнадёжен, — отметил наставник и скомандовал: — Третий!
Я только поднялся на ноги, когда черноволосый крепыш шагнул вперёд и врезал от плеча, будто бил не приказом, а кулаком. И вновь мне удалось выбросить из себя небесную силу точно в нужный момент.
Отторжение!
И — лишь качнуло!
Да, черти драные! Выкусите!
— Четвёртый! — коротко бросил Заруба.
Краешком глаза я уловил резкое движение сбоку и чуть не угадал с направлением удара, но в итоге меня разве что крутануло вокруг себя. Не плюхнулся на задницу, устоял на ногах.
— Пятый!
Я даже успел заметить вскинутую руку и толкнулся навстречу удару своей волей, да только безнадёжно с этим запоздал.
Щёлк! И белый день сменился чернильной мглой забытья.
Очнулся на хирургическом столе. Перед глазами всё плыло, но это не помешало разглядеть холёную физиономию приютского врача. А вот спросить, что со мной, не удалось — попросту не сумел произнести ни слова. Челюсть не ворочалась. Напрягся — и вновь потерял сознание, но почти сразу вынырнул из забытья, поэтому и расслышал традиционный вопрос Грая:
— Ну-с и как показал себя наш юный друг?
— Отвратительно! — буркнул Заруба. — И первого круга не продержался!
— Печально такое слышать, — вздохнул Грай. — Ладно, посмотрим, что можно сделать.
Сделал он в итоге очень даже немало. Перво-наперво заморозил мне каким-то вонючим препаратом лицо, а затем вернул на место свёрнутую набок челюсть. Знавал я босяков, которым прилетало свинчаткой — на людей они потом ещё долго не походили, а меня по высшему разряду пользовать взялись. Встал с хирургического стола как новенький. Ни тебе отёка, ни распухших губ. Рот, правда, непривычно закрываться начал, но это пустяки.
— Неумехам и слабакам ничего хорошего в этой жизни не светит! — невесть с чего поведал мне Грай, споласкивая под рукомойником окровавленные ладони.