Из последних сил подняв руку, я обхватила ей затылок барона, не ожидавшего такого поворота, и резко притянула мужскую макушку на себя, и тут же чуть отклонилась.
Голова отца впечаталась в кладку рядом с моим ухом.
Бум!
Барон хоть и был твердолобым, но камень оказался крепче. На миг пальцы, душившие меня, ослабли. Секунды дезориентации отца хватило, чтобы сбросить с шеи живую удавку и нырнуть под руку, которой мой противник махнул не глядя. Только уйти я не успела. Сделала пару шагов, как опомнившийся отец, развернувшись, бросился на меня и повалил на пол.
Мы перекатились, я извернулась змеей и, оказавшись сверху, попыталась выпрямиться и сесть, уперев колени в пол. Вот только если в приличных книгах противники обычно оказываются лицом к лицу, то я очутилась лицом к отцовскому тылу! Да-да, я сидела на его пояснице!
Впрочем, меня это не смутило, будем работать (и наносить урон!) с тем, что есть!
Схватив сапог гигантского размера, я постаралась провернуть его до щелчка. Звук даже раздался. Не знаю, вывихнула ли я мужскую лодыжку или оба своих запястья, но травма была налицо! Вернее, на теле.
Отец взвыл.
«Значит, все же не себе», – промелькнула мысль. А что? Говорят, в бою войны порой не чувствуют смертельных ран… А у меня тоже было сражение, так что…
Но увы, как оказалось, я все же ни разу не берсерк. Разочарование настигло меня вместе с болью, какая бывает, когда с тебя сдирают скальп. Во всяком случае, ощущения были такими, словно с меня вот-вот слезет кожа вместе с волосами. А все оттого, что, когда отцовская лапища резко дернула меня за кудряшки, заставив запрокинуть голову, я невольно выпустила баронскую ногу.
Та упала на пол. Папочка взвыл повторно, а я, оставив в его хватке клок своих волос, откатилась на пару шагов.
Так что вышел своеобразный валет из тел, но уже на расстоянии.
Вдох. Выдох. Метнула взор в сторону отца. Наши взгляды встретились, и я поняла: надо бежать! Лихорадочно оглянулась. Варианты выхода из ситуации можно было по пальцам пересчитать. Причем одной руки. Еще и осталась бы пара лишних. Если точнее – все пять. Но это был повод не чтобы сдаться, а чтобы поднапрячься.
Если как следует разбежаться и оттолкнуться от алтаря, то вполне возможно запрыгнуть на балку под потолком… Это не спасет меня, но даст передышку.
Так что я рванула изо всех сил. Оттолкнулась от ступени постамента. Тело взмыло вверх, второй ногой коснулась угла алтаря и… Гадская юбка! За широкий подол в последний момент и схватился отец, дернув меня назад.
А дальше случилось то, чего не ожидала ни я, ни папочка.
Да, силы магические оставили Кимерину, но гравитационные и центробежные-то были при мне. Так что, выражаясь языком механики, тело с большой скоростью и массой вынужденно изменило траекторию движения с прямой на окружность.
Если проще – я сделала немыслимый кульбит и приземлилась… На плечи папочке.
Да уж… Когда взрослые дети сидят на шее у родителей, последним это никогда не нравится. Даже если это в переносном смысле. У нас же был самый что ни на есть прямой.
Барон взревел раненым зверем. Видимо, я здорово травмировала папину гордость. И ногу.
Наверное, поэтому отец понесся к выходу напролом. А я – верхом на нем, вцепившись в волосы, как в поводья.
Правда, забег оказался недолгим. Ровно до дверного косяка, о который я с чувством припечаталась, не успев пригнуться.
Так что рухнула я, приложившись об пол со всей дури. Зато барон, скинув с плеч груз отцовства, остановился. Папочка, тяжело дыша, с ненавистью глянул на меня из коридора, освещенного факелами.
Я, медленно поднявшись с пола и ощущая звон в ушах, будто моя голова – пустая кастрюля, по которой только что со всей дури лупили поварешкой, зыркнула на отца в ответ.
Это длилось секунды три или четыре – примерно столько же, сколько и наша с ним борьба. И наконец барон, словно сплюнув, произнес:
– Я так понимаю, сватать тебя бессмысленно. Так что готовься, завтра отправляешься в монастырь.
И после этих слов дверь в молельню с грохотом закрылась. Традиционно на засов.
Я выдохнула медленно-медленно, изгоняя с воздухом из груди и остатки страха, замешенного на адреналине. На смену напряжению, которое держало на привязи боль, пришел откат. А с ним – и сожаление, что я не сдохла. Потому как было стойкое ощущение, что мое несчастное тело разом и раздирает на куски, и ломает, и корежит.
Кажется, я отбила всю Тамарочку. Причем не только тело, но и голову. Иначе почему в воцарившейся тишине мне послышались заунывные стоны откуда-то снизу, как раз из склепа.