Сила, божественная мощь, убьёт его.
Но недостаточно быстро.
Второй отбитый удар, третий и четвёртый, который обрушивается на мой шлем, блокированный удар головой, который треснул меня по наручу и сделал руку вялой, пинок, который молотом обрушился на нагрудник уже тогда, когда я отскакивал, чтобы уклониться.
Удар грома. Всё кружится перед глазами. Огонь в спине.
Думаю, что он сломал мне позвоночник. Я пытаюсь сказать его имя, но раздаётся лишь вопль.
Гнев, чёрный и цельный, чьи щупальца несут чистейшее намерение, подкрадывается на грани зрения.
Я слышал, как он хохотал и проклинал меня на языке, который не должен был знать.
А затем не слышал ничего, кроме ветра.
Сангвиний поднял предателя с пренебрежительной лёгкостью.
Над его головой метался и корчился богохульник. Ангел Крови гордо подошёл к краю золотых стен, смеясь и плача от побоища внизу. Это было трагедией, но в то же время было прекрасно. Человечество использовало свои величайшие силы и достижения для собственной гибели. Боролись сотни титанов, а миллионы людей умирали вокруг их железных пят. Небо было в огне. Весь мир пах кровью.
— Умри, — прекрасным шёпотом Ангел проклял вероломного сына и сбросил его с укреплений Имперского Дворца в круговорот войны в тысячах метров внизу.
Свободный от ноши и восстановивший честь кровной линии Ангел поспешил прочь. Он ещё не исполнил свой долг.
Сознание вернулось вместе с первым ударом.
Резкий скрежет доспеха о скалу скалу вытолкнул Завьена из обморока в мрачную дымку почти бессознательного состояния. Чувствуя, что он падает вдоль обрыва, Расчленитель тяжело ударил рукой о скалу, вцепился керамитовой лапой в камень. Астартес хрюкнул, когда руки с треском выпрямились, принимая его вес, чтобы остановить беспорядочное падение.
Руны повреждения вспыхнули на ретинальном дисплее, язык суровой белой срочности. Завьен проигнорировал их, хотя труднее было игнорировать боль во всём теле. Её не могли полностью смыть даже впрыснутые из доспеха химические обезболивающие соединения и результаты притупляющей нервы хирургии. Плохой знак.
Он карабкался обратно на утес, сжав зубы, и латными перчатками пробивал опоры в камне там, где их не создала природа.
Поднявшись на вершину, Расчленитель подобрал обронённый пилотопор и, шатаясь, побежал.
Он меня почти убил.
Это было тяжело признать, потому что всю жизнь мы были равны. Мой доспех был повреждён, работал в пол мощности, но всё равно давал мне силы, когда я бежал. Позади меня остался одинокий разбитый танк зеленокожих, чей экипаж был убит, и некому было запускать оставшиеся ракеты, которые были нацелены в небо.
Пусть будут прокляты эти свинорылые твари за то, что сбили наш корабль.
Я продолжал бежать, набирая скорость и замедляясь лишь для того, чтобы срубить висящие растения на своем пути.
Я вспомнил топографию региона по голографическим картам на последнем военном совете. На западе был шахтёрский городок Сухополье. Испорченный гневом разум Ярла заставит его искать жизнь. Я знаю, куда он направится. Я также знаю, что если никто не замедлит Ярла…
Он доберётся туда первым.
Сестра Амалайя Д’Ворьен поцеловала бронзовый образок Святой Сильваны и позволила иконе ожерелья опасть на кожаном шнурке. Слабое полуденное солнце, чей свет пробивался сквозь тонкий загрязнённый облачный покров, тускло висело в небе и лишь изредка отражалось от боков ”Прометия”, прикомандированного к отделению танка отделения типа ”Испепелитель”.
Её некогда серебряный доспех теперь покрылся тусклыми серыми пятнами от контакта с грязным воздухом этого мира. Амалайя облизнула потрескавшиеся губы, сопротивляясь желанию выпить из фляжки воды внутри танка. Лишь час назад во время Второй Молитвы она утолила свою жажду глотком солоноватой воды, которую согрел работавший в холостую двигатель танка.
— Сестра, — позвала из-за турели ”Испепелителя” Бриалла, — Ты видела это?
Амалайя и Бриалла были одни, пока остальные из отделения патрулировали окраины джунглей. Их танк расположился на грязной дороге, Амалайя кружила вокруг корпуса с болтером в руках, а Бриалла водила тяжёлыми огнемётами в направлении линии деревьев.
Амалайя прошептала литанию покорности долгу, коря себя за то, что позволила разуму блуждать среди мыслей о питании. Вскинув болтер на изготовку, она повернулась к носу ”Испепелителя”.