Капитан-лейтенант С. Бырдин однажды по нерасторопности посадил корабль на мель. Такая оплошность влекла за собой суровое наказание. Ушаков обратился с письмом к В. С. Попову, правителю военно-походной канцелярии Г. А. Потемкина: «Сделай милость, батюшка Василий Степанович, испроси для меня ему милость его светлости и прощение в его проступке, без которой, находясь он ныне под судом, конечно, останется несчастлив, он под командою хороший офицер и мне здесь надобен».
Письма, записки, другие документы Федора Федоровича нельзя рассматривать в отрыве от событий на Черноморском театре и в целом от международной обстановки. А она на рубеже последнего десятилетия XVIII века заметно осложнилась. Австрия вышла из союза с Россией и заключила мир с Портой. Война со Швецией отвлекла большую часть сил России на север. Турция, находя в том благоприятные для себя условия, лелеяла надежду на возвращение Крыма. С этой целью предпринимались необходимые меры, разрабатывались рассчитанные на успех планы.
Потемкин и Ушаков, обсудив ситуацию, решили прежде всего взять Анапу, которая являлась промежуточной базой неприятельских экспедиций. В походе участвовали самые мощные и быстроходные корабли. Были осмотрены все прибрежные пункты, уничтожены во множестве крейсерские и коммерческие суда противника с тем, чтобы осложнить перевозку войск и навести панику. Адмирал подверг бомбардировке Синоп, Самсунь и, не встретив боевых турецких кораблей, направился к Анапе и успешно ее обстрелял.
Своеобразный рейд по тылам противника длился всего двадцать дней. Он оказал большое влияние на укрепление боевого духа севастопольских моряков. 50 судов под руководством энергичного адмирала три недели господствовали в неприятельских водах, смело ища встречи с противником. Это был первый поход флота, хорошо подготовленный и образцово выполненный. Донесения о нем, посланные Ушаковым разным адресатам, полны оптимизма, уверенности в будущих более крупных победах.
Ждать долго не пришлось. Не было сомнений, что турецкое руководство постарается защитить свои интересы на просторах Черного моря. Так оно и случилось. Уже в конце июня 1790 года флот Турции появился у кавказских берегов. Потемкин распорядился следить за его передвижениями и искать удобного случая для решительной атаки. Встреча произошла 8 июля.
Около полудня оба флота, держась на расстоянии действительного огня, шли параллельными курсами, уводящими от Керченского пролива. Турки первыми предприняли атаку на русский авангард, но его командующий бригадир Г. К. Голенкин искусно отразил ее и своим огнем привел турецкие суда в большое замешательство.
С обеих сторон в бой вступили остальные корабли. Сократив до минимума расстояние до противника, плотнее сомкнувшиеся русские суда по сигналу Ушакова начали необычайно сильный обстрел, засыпая неприятеля картечью. Превосходство нашей отлично организованной артиллерии вскоре проявилось со всей очевидностью. Сосредоточенный, прицельный огонь рвал паруса и снасти, обломки реев и мачт валились на палубы.
Ушаков с ближайшими кораблями, выйдя из линии, сосредоточил мощный удар по турецкому флагману, угрожая абордажем. Не выдержав стремительного натиска, неприятельские суда стали спускаться под ветер, и вскоре бегство сделалось всеобщим. Ка-пудан-паша пытался остановить их, но напрасно.
Тем не менее через некоторое время он в значительно усиленном составе снова появился в море и стал крейсировать между Аккерманом и Тендрой. Именно при Тендре состоялся бой, который принес Ушакову особенно широкую известность. Общие потери неприятеля превышали две тысячи человек. Наши, благодаря Богу, писал Потемкин, такого перца задали туркам, что любо. Спасибо Федору Федоровичу.
А Екатерина II по этому поводу записала в сентябре 1790 года: «Сегодня — воскресенье. Я приказала отслужить молебен при звуках залпов из 101 пушки, а за моим столом на 288 приборов мы пили здоровье победоносного Черноморского флота и его контр-адмирала Ушакова. Он получит за третье сражение в течение этого лета Св. Георгия второй степени, и это будет первый в чине генерал-майора, награжденный Георгием этой степени; кроме того я ему дам землю. Вот как награждают у нас тех, которые хорошо служат государству…»
Под командованием Ушакова было еще немало значительных сражений, славных побед. Но в письмах и донесениях о них нет чрезмерного восторга и самовосхваления. Сдержанный, спокойный стиль, неторопливое внимание к подробностям свидетельствуют не только о личной скромности автора, но и о его глубоком понимании, что безудержное и долгое ликование по поводу достигнутого успеха чревато нежелательными последствиями. Расслабляется воля, притупляется чувство опасности. Для моряков это чрезвычайно опасно.
Исключительно требовательный к себе, Федор Федорович строго следил за корабельным бытом, организацией службы, проявлял постоянное беспокойство о готовности экипажей кораблей к выполнению тех повелений, которые в любое время могут последовать. Вот он с тревогой сообщает по команде о недостатке на флоте корабельных канатов и якорей, «ибо по прибытии моем в Херсон оказалось, что имеющиеся здесь в прошедшее время нового заготовления якоря пробованы были и оказались ко употреблению неблагонадежны…».
В других случаях Федор Федорович проявляет всемерное старание по своевременной доставке корабельного леса и оружия, оборудования и ремонту судов, береговому строительству. Но предмет его особой и непрерывной заботы — сбережение и обеспечение личного состава всем необходимым. Он выдает распоряжение конторе Севастопольского порта об улучшении содержания больных в госпиталях, обращается в Севастопольский городской магистрат с требованием прекратить продажу недоброкачественного мяса, добивается от соответствующих служб содействия в снабжении экипажей нужными медикаментами, выделении дополнительных средств на расходы, вызванные усилением желудочных заболеваний, высказывает Потемкину соображения о повышении норм питания матросов на зимний период.
Позже, уже в годы царствования Александра I, будучи практически отстраненным от активного участия в жизни и деятельности флота, он продолжал пристально вникать в бытовые нужды подчиненных. Известны его докладные записки на имя морского министра, в которых он предлагал разные меры для облегчения жизни «наряженных на работу казенных людей», в частности настоятельно рекомендовал покупку в Галерной гавани частных домов, чтобы устроить в них казенные квартиры для офицеров гребного флота, живших тогда по всему городу.
По окончании четырехлетней войны с Турцией Ушаков приложил много сил и стараний на обустройство Севастополя. Раньше вплотную заняться этим наиважнейшим для развития флота делом не позволяли боевые походы. Теперь же под его непосредственным руководством шло оборудование порта, верфей, доков, набережной, строились новые административные и жилые здания, дороги.
Осенью 1792 года Ушакова вызвали в Петербург. Екатерина пожелала увидеть героя, так прославившего на море ее царствование. Она встретила в нем, пишет один из его биографов Р. Скаловский, человека прямодушного, скромного, мало знакомого с требованиями светской жизни. «Строгий адмирал, созданный для моря, вполне носил на себе отпечаток этого призвания и далеко не мог выражаться столь же метко и красноречиво, как заставлять говорить орудия на батареях своих кораблей».
Да, за минувшие годы (как, впрочем, и за последующие) Федор Федорович так и не овладел светскими манерами, из-за чего, на мой взгляд, имел немало осложнений, в том числе в отношениях с начальниками. Адмирал не мог терпеть чванства, унижения человеческого достоинства, оскорблений. А они, как ни печально, в высших кругах считались не только приемлемым, но и вполне нормальным явлением.
В 1791 году ушел из жизни Г. А. Потемкин, который понимал и высоко ценил Ушакова. Председательствующим Черноморского адмиралтейского правления был назначен ранее уволенный со службы Н. С. Мордвинов. Его разногласия с Федором Федоровичем по служебным вопросам с каждым днем обострялись. Однажды он позволил себе в присутствии командиров кораблей сделать командующему флотом несколько замечаний в самой резкой форме. Ушаков, по природе вспыльчивый, соблюдая субординацию, все же удержался от возражений. Однако сразу же написал Мордвинову письмо, в котором указал, что от подобных действий страдает служба, дисциплина и доверие подчиненных к начальнику.