Уточкин забрался чуть выше деревьев и шел в сторону женского монастыря. Потом снизился до земли и коснулся травы колесами. Безбилетная публика посыпалась с деревьев и устремилась к месту приземления аппарата… Народ ликовал, слышалось «ура».
На другой день все мальчишки города Нежина заикались, как Уточкин, и делали из дощечек аэропланы. Все были влюблены в Уточкина и аэропланы. Но только один мальчишка, шестилетний Сережа Королев, остался верным своей первой любви на всю жизнь.
ЦВЕТЫ ПОБЕДИТЕЛЮ
Как плохо быть маленьким!
— Сережа! Зачем ты к носу прилепил замазку?
— Ты опять полез на дерево? Наказание, а не ребенок.
— Положи нож на место! Порежешься!
— Сережа, не вздумай красить нос кошке. Она тебя поцарапает! Ну что мне с тобой делать? Ты можешь сидеть спокойно, как нормальный ребенок?
Наконец мальчик отыскал убежище от всевидящего ока бабушки. Он забрался на крышу ренскового погреба, где хранятся вина. Если лечь на живот и не поднимать головы, тебя никто не заметит. А ты видишь все. Вот булыжная мостовая. По ней едет загорелый «дядько» в тряской телеге, запряженной волами. У дядьки трясутся щеки. Он везет пикули — самые маленькие огурцы. Они так малы, что в спичечную коробку поместятся штуки три. А вот воз с корнишонами. Эти чуть побольше. Огурцы едут к бабушке на засолзавод. А отсюда знаменитые нежинские огурцы разъедутся по всей России и даже за границу.
Было время огурцов. Даже ночью просыпаешься от огурцов: с плантаций возвращаются молодые поденщицы и поют.
— Сережа! Сереженька!
Бабушка необыкновенно подвижна, несмотря на свою полноту. Она успевает всюду. Успевает даже вовремя поднести стаканчик всеми уважаемому бондарю Михаилу Иванычу, который умеет делать такие бочонки, что не заметишь стыка между клепками. Вот, поговорив о турецком перце, который вначале нужно завернуть в зелень, она уже возится у георгинов. Георгины — это ее гордость.
— Сережа-а!
Бабушка происходила из греков, приглашенных в Нежин еще Богданом Хмельницким для развития торговли. И в молодости была первой красавицей. Сережа не верил этим разговорам. Бабушка есть бабушка. Вот мама — это совсем другое дело; она не скажет: «Положи нож на место». Она, если надо, поможет и выкрасить нос кошке. Вот только нет ее. Она в Киеве.
И вдруг все изменилось. Приехала мама. Сережа старался вести себя хорошо. Он думал, что стоит хорошо себя вести, и она не уедет. По крайней мере, так говорила бабушка, объясняя необходимость ее учебы на высших женских курсах плохим поведением Сережи. Он ходил за матерью по пятам. Она привезла деревянную саблю.
— Мама, может, ты не уедешь в Киев? — спросил он с надеждой. — Я себя хорошо веду. Мне скучно жить только с бабушкой.
Мария Николаевна руками развела: как объяснить такому малышу, что «надо» есть надо.
Наступили сумерки. Темнота закоулков медленно растекалась на открытые места. На востоке свежо и чисто засияла первая звезда. С трудом продравшись сквозь густую листву деревьев, вышла луна.
— Мама, глянь, как звездочки роятся — точно свечки! — сказал Сережа. В его глазах было столько счастья.
Наконец и бабушка присела. Но нет, она тут же подхватилась.
— Пойду соберу Сережины игрушки, — сказала она.
— А Сережа сам?
— В саду темно. Он боится темноты.
— Как? Ты боишься темноты?
Глаза мальчика округлились. Он представил громадный сад, залитый лунным светом. И стоит большой, темный кто-то, прячется от месяца и глазищами глядит из-за дерева. Хлоп-хлоп глазищами. И бочки Михаила Иваныча белеют, а за бочками тоже кто-то прячется.
— Н-нет, не боюсь, — сказал он неуверенно.
— Мужчина не должен ничего бояться. Ведь ты мужчина?
— Да, — сказал он и потупился.
— Если ты чего-то испугался, то не беги, а выходи навстречу. И ты увидишь просто куст или дерево. Ты ведь не боишься деревьев?
— Нет, мама.
— Страх бывает оттого, что сердце стучит громко. Тогда ты скажи сердцу своему так: «Не стучи сильно. Помедленнее. Я тебе приказываю стучать медленно». И страх тут же пройдет.
— Да, мама.
— Ты все понял? Так ты сходишь за своими игрушками?
Мальчик задумался.
— Я возьму саблю. Ладно?
— Возьми. И помни, что все страхи — это выдумки.
— «Выдумки», — машинально повторил мальчик и ступил с освещенной веранды на выложенную камнем дорожку. В его руке была сабля. Он осторожно двигался вперед. Теперь дорожку освещала только луна, и поперек дорожки лежали тени. Он инстинктивно поднимал ноги выше, чем следует, как будто об эти тени можно споткнуться. Слова матери вылетели из головы, и он знал сейчас только одно: надо пройти…
Через минуту он вернулся. В его руках были игрушки. Он дышал, как будто за ним гнались.
— Теперь ты ничего не боишься? — спросила Мария Николаевна.
— Ничего.
Во время утреннего чая бабушка схватилась за сердце.
— Мама, что с вами? — спросила Мария Николаевна.
Та молча протянула руку. Георгины лежали на земле с перебитыми стеблями.
— Что это? — проговорила она слабым голосом, и ее взгляд упал на Сережину саблю.
Мария Николаевна тоже увидела саблю и еле заметно улыбнулась.
— Не ругайте его. Он победил страх. Победителей не судят.
Мария Николаевна была очень молода. Она любила книги Купера, Майн Рида, Стивенсона и Джека Лондона и хотела, чтоб ее сын был похож на героев этих книг.
В этот день дом был полон цветов.
ЧТО СТОИТ ЧЕЛОВЕК?
Была война. Дела Николая Яковлевича пошли из рук вон плохо. Появились конкуренты с машинами. Попробуй угонись за этими капиталистами со своим кустарным «засолзаводом».
Решили продать дом, лавку и перебраться в Киев. Война приучает людей быстро принимать решения и не держаться насиженных мест. Семья Москаленко перебралась в Киев, поселились на тихой улочке — Некрасовской.
Николай Яковлевич постарел, с его щек сошел провинциальный загар, он проводил свои дни за чтением газет.
«Великий государь! Все русские люди с крепкою бодростью и непреложной верой в светлое будущее несут возложенный богом мировой крест беспримерной войны. Твердо веруя в славную победу над гордым, дерзким и сильным врагом, Епархиальный съезд духовенства, усердно помолившись господу богу о скорой победе над супостатами…..к стопам твоим и твоего царственного сына горячие воодушевляющие всех верноподданнические чувства…»
— Чувства-чувства, — проворчал Николай Яковлевич.
«На Багдадском направлении наши войска после боя заняли сильно укрепленные позиций турок. Во время этого боя наша конница ходила в атаку на турецкие окопы и изрубила несколько батальонов противника».
«За всю весеннюю и летнюю кампании немцы потеряли, включая сюда потери под Верденом, до 1 200 000 чел.».
«Война требует огромных денег (от 25 мил. до 31 мил. в день. Один час войны стоит больше миллиона). Подписывайтесь на новый военный заем!»
«Акционерное общество кино «Арс». «Женщина-вампир». Худож. драма в 6 частях по сценарию Власа Дорошевича».
«Человек, т. е. не всякий, а только немецкий, стоит около 300 марок (150 руб.). Уже давно известно, что немцы никогда не оставляют своих убитых солдат на полях сражений, а перевозят их, часто на очень большие расстояния и сжигают трупы в специальных печах. Вблизи Аахена воспользовались готовыми доменными печками. Тотчас после сражения специальные команды раздевают убитых догола, связывают по четыре трупа проволокой и отправляют в вагонах в места сожжения. Здесь трупы подвергаются сложному сжиганию, в результате которого из них получают большое количество жиров, идущих на изготовление глицерина, столь нужного для производства взрывчатых веществ. Вырученные от сожжения трупов деньги и продукты поступают в пользу государства, которое заносит этого рода поступления в специальный патриотический фонд».