В настоящее время наука относится к этому вопросу совершенно иначе. Все указанные выше факты, вместе взятые, ни в коем случае, по ее мнению, не говорят ни за, ни против существования свободы человеческой воли и вообще ничего общего с этой последней не имеют. Можно эти факты гораздо с большим правом привести как доказательство существования свободы воли, если при этом рассуждать следующим образом: человек, имеющий возможность свободно принимать какое-либо решение и так же свободно привести это решение в исполнение, будет, при существовании одинаковых условий, поступать одинаково. Честный человек никогда не совершит подлости, не будучи вынужден к этому какой-нибудь внешней силой, уничтожающей возможность свободного решения или действия. Повторяемость одних и тех же фактов доказывает только то, что в течение данного времени условия жизни и деятельности данной группы людей оставались неизменными. Почему зимой совершается большее количество преступлений против собственности, нежели летом? Очевидно, не потому, что так требует какая-то внешняя сила, царящая над человеком. Дело объясняется гораздо проще. При теперешних условиях жизни, когда громадное число людей живет исключительно трудом рук своих изо дня в день, всякое уменьшение возможности заработка увеличивает вместе с тем количество неудовлетворенных потребностей. Из удовольствия человек не примет решения пойти красть, разве только сумасшедший. Летом заработков больше, вот почему и преступлений против собственности меньше; зимой заработков меньше, поэтому мы и встречаем в это время года сравнительно большее число преступлений названного рода. Конечно, есть люди, которые при самых худших условиях не пойдут красть, скорее себе пулю в лоб пустят; зато у других чувство голода сильнее всяких других чувств, и они скорее решатся на поступок, который называется преступлением против собственности. Во всяком случае, здесь, как и там, человек сознательно выбирает одно или другое. Перемените условия его существования, он так же мало пойдет красть или грабить, как и стреляться, а будет жить себе в мире и спокойствии, как и другие, обладающие набитым бумажником. Сам Кетле высказывал подобные мысли, указывая на то, что всякий общественный строй обусловливает определенное количество и определенный характер преступлений, являющиеся необходимым следствием его организации. Он сам указывает на то, что, стоит только изменить эту организацию, само собой изменится и число, и характер преступлений. Отсюда следует, что человек имеет возможность влиять на ход вещей, что он имеет возможность изменять его согласно со своими целями и намерениями. Конечно, этим не доказывается существование абсолютной свободы воли, не зависящей ни от каких причин; но существования такой свободы никто в новейшее время не утверждал, ибо признание абсолютной свободы воли, в смысле свободы от всяких разумных мотивов и внешних причин, было бы равносильно самому грубому отрицанию ее; да Кетле и не выступал против такого понимания свободы: он отрицал возможность влияния человечества на свою собственную судьбу, что противоречит всем новейшим научным исследованиям.
Так же отрицательно относится наука ко взгляду Кетле на характер управляемых общественной жизнью законов. Почему закономерность, проявляющаяся в явлениях, составляющих результат целесообразной деятельности человека, непременно должна быть истолкована в смысле действия внешних физических законов в сфере социальных явлений? Ведь до сих пор не доказано, что духовная жизнь человека совершенно тождественна с физической и материальной. Не указывает ли скорее эта законосообразность на существование особых законов, – законов, свойственных исключительно социальной среде, отличающейся во всех отношениях от среды физической, естественной в узком смысле этого слова? И действительно, наука имеет много данных для того, чтобы считать это последнее воззрение более достоверным.
Как ни важны все эти вопросы, однако не в них лежит центр тяжести охарактеризованных выше исследований Кетле, составляющих содержание так называемой моральной статистики.
Огромное значение этих исследований заключается в том, что они неопровержимо доказали существование порядка и закономерности в явлениях, которые считаются результатом целесообразной деятельности человека. До Кетле ни одному ученому не удалось ничего подобного доказать, несмотря на то, что и в прежние времена неоднократно высказывалась мысль, что человеческая деятельность подвержена влиянию неизменных законов. И ему удалось это именно ввиду того, что он воспользовался методом, который до сих пор в этой области не имел никакого применения.
Несмотря на то, что воззрения Кетле точно так же, как и воззрения других ученых и философов того времени, были проникнуты духом естественных наук, несмотря на то, что он на явления общественной жизни переносил принципы, взятые из совершенно другой области, из области мертвой природы – несмотря на все это, он, однако, понял, что к изучению общественных явлений благодаря специфическим особенностям, совершенно отличающим их от явлений чисто физических, не может быть приложим тот же метод, который оказался столь плодотворным в области этих последних.
С другой стороны, Кетле сознавал, что общество не есть просто сумма индивидуумов, живущих вместе на известной территории.
«Человек, – говорит он, – является частью целого, составною частью той расы, к которой он принадлежит. Эта раса имеет свои особые жизненные принципы; она живет, растет, развивается на основании особых законов… Народ не может быть рассматриваем как простой комплекс известного количества людей, не имеющих между собой никаких дальнейших соотношений; народ есть целое, одно из совершенных тел, элементы которого, одаренные удивительными качествами и свойствами, самым сложным образом связаны и слиты между собою».
Ввиду этого Кетле не считал возможным изучение общественных явлений на основании знаний об индивидууме; он не считал возможным, как это делали другие ученые до и отчасти после него, сделать индивидуум исходной точкой при исследовании феноменов общественной жизни. Он, наоборот, полагал, что необходимо стать на такую точку зрения, где исчезли бы индивидуальные особенности людей, входящих составными частями изучаемого общества, с тем, чтобы таким образом получить возможность отмечать влияние тех причин, которые исключительно зависят от законов, управляющих миром общественных явлений. Он представлял себе человека находящимся под влиянием двух родов причин: индивидуальных и общественных, переплетающихся между собой в своих действиях и результатах. Чтобы выделить влияние одного рода причин, нужно было уничтожить влияние другого, как это делают естествоиспытатели в своих опытах. И именно эту возможность дало ему использование упомянутого выше метода, являющегося с тех пор для общественной науки тем, чем является опыт для естествознания.
Метод этот известен под названием статистического, и в той форме, в какой он употребляется в настоящее время, он был создан Кетле.
Нам нет надобности долго распространяться о статистическом методе: стоит только указать на его основные принципы, чтобы показать, как громадно его значение для общественной науки.
До Кетле под статистикой понимали науку, задача которой заключается в описании фактов, характеризующих собой состояние известного государства в определенное время. В эту науку входили дисциплины, ставшие впоследствии предметом особых наук, как то: политической географии, этнологии и других. Статистики, стремясь давать возможно полную и всестороннюю картину описываемого ими государственного организма, стали мало-помалу прибегать к помощи данных, выведенных так называемыми политическими арифметиками, стремившимися ввести математику в область исследований некоторых явлений коллективной человеческой жизни: рождаемости, смертности и т. п. Ввиду того, что эти данные, как и вообще цифровые данные, производят всегда впечатление большей достоверности, и работы статистиков с течением времени стали давать все больше и больше такого материала, – под конец установилось мнение, что задача статистики заключается именно в собирании цифровых данных о различных предметах, так или иначе затрагивающих интересы государства.