Особого шока длинная тирада не вызвала; некоторые придворные, успевшие задремать на перечислении титулов и имен, все еще рассеянно глядели в пространство, не до конца осознавая сказанное. Только лицо Адрианы скривилось в тоскливой, обреченной гримасе, но тотчас вернуло спокойное выражение, да придворный художник устало нахмурился на своем помосте в стороне от тронов. Принц своего волнения не выдал ничем — да и волновался ли он вообще?
— Дадите ли Вы согласие на брак и благословление отца, Ваше Величество? — в звенящей тишине осведомился Эльданна Ирейи.
Владыка позволил себе бросить косой взгляд на нейтрально-спокойное лицо единственной дочери, явно не слишком обрадованной предложением, на хмуро уставившегося в незаконченную картину живописца — и ответил:
— Я, Лаурил Гайон Беренс ри Эйлэнна, Владыка Хеллы, третий этого имени, считаю лорда… — Его Величество запнулся, внезапно осознав, что в упор не помнит имени жениха, и поспешил выкрутиться: — Лорда Ариэни достойным кандидатом, — церемониальная фраза, передающая право окончательного решения невесте, еще не перестала метаться эхом по приемному залу, а Владыка уже знал, что это была ошибка.
Нет, отказать принцесса не посмеет, не в том она положении. Но на Эльданну Ирейи Ее Высочество обычно реагировала как кошка на излишне крупную крысу. Вроде бы можно схватить и придушить, но брезгливо как-то… да и мало ли что?
— Моя Эданна, — ни о чем не подозревающий принц повернулся к ней, выделив интонацией первое слово, и в его устах титул почему-то прозвучал до неприличия интимно. — Я уполномочен говорить именем…
Ясно осознав, что сейчас перечисление благословений и титулов пойдет по второму кругу, Адриана поспешила перебить принца:
— Я согласна, лорд… — она запнулась, как и ее отец, не в силах вспомнить имя кандидата, и раздраженно нахмурилась. — Ваше Высочество, вам ведь прекрасно известно, что из-за проклятия династии Ариэни никто не может запомнить ваше имя. Почему бы вам не воспользоваться бейджем?
Судя по выражению лица Эльданны, подобная идея его не посещала. Придворный живописец молниеносно выхватил из-за пазухи чистый лист бумаги и с воодушевлением принялся рисовать ненаследного принца Ирейи, уделяя особое внимание по-совиному круглым глазам.
— Так вот, — Адриана раздраженно тряхнула головой, — я даю согласие на брак, но при одном условии.
Владыка Лаурил страдальчески закатил глаза и поспешно вернулся прежнюю непроницаемо-вежливую гримасу, а Фирс оторвался от незавершенного эскиза и с надеждой воззрился на наследную принцессу Хеллы, но Эльданна предпочел сделать вид, что ничего из ряда вон не происходит.
— Каково Ваше условие, моя Эданна? — уточнил он.
— Мне нужен месяц отсрочки, — ослепительно улыбнувшись, ответила Адриана.
А Фирс и Лаурил совершенно одинаково поморщились.
Адриана
Общеизвестный факт: на Хелле нет государственных тюрем. В подземной части Дворца Владык в Зельтийере есть несколько подходящих помещений, но они не использовались вот уже несколько веков: немногочисленное мирное население не пожелало содержать преступников, заявив, что те и сами неплохо о себе позаботятся.
Так и вышло. Хрупкий баланс между просто бардаком и полнейшим беспределом на Хелле хранился по большей части не силами правящей династии, а держался на плечах Хозяев Гильдий, не позволявших своим подчиненным совсем уж распускаться. По крайней мере, если за это не заплатили.
В штабе каждой Гильдии имелся маленький, но очень неуютный подвальчик, изобилующий крысами и решетками. У некромантов оный оказался вдобавок душным, темным и битком набитым религиозной символикой: заключенные очень часто пытались освободиться, используя свой основной талант. У охранника был вид человека, которого куда проще удивить смеющимися детишками и цветочками, чем войском архиличей, стаей-другой призраков или незваным гостем, старательно прячущим лицо под капюшоном.
Посетителей в тюрьмах при Гильдиях не особо жаловали. Впрочем, там вообще мало кого жаловали, поэтому на раздраженное цыканье охранника я не обратила внимания.
— Я от Хозяйки, — многозначительно ткнув пальцем вверх, сообщила я. — Ищу Маза Фея.
Охранник скривился, действительно разглядев на моей руке хозяйкину печатку: две змеи, наперегонки пожирающие друг дружку начиная с хвостов, — и многомудро не стал спрашивать, откуда у меня сие колечко.
— Неужто наконец решили прибить? — вместо этого риторически поинтересовался он, кивнув в сторону дальней камеры.
Я мрачно хмыкнула под капюшоном (щаз, так его родственнички и дали его прибить!) и направилась в конец коридора.
Этому узнику выделили особую камеру: если всем прочим хватало добротной деревянной двери с крепким засовом да крохотным окошком для выдачи еды, то здешнюю створку оббили цельным листом железа, а отверстие для подачек зарешетили, для надежности повесив здоровенный замок. По всей видимости, меры помогли, пусть и не до конца. Меж металлических листов упорно пробивались зеленые побеги, медленно, но верно отодвигающие сталь. До суда фей сбежать бы все равно не успел, но природная вредность требовала хотя бы испортить дверь.
— Тамаз? — окликнула я, заглянув в зарешеченное окошко на двери. Значительную часть обзора загораживал висячий замок, и есть ли кто-то в камере, разглядеть не удалось.
— Нет, его бабушка, — машинально огрызнулся мужской голос из дальнего угла. — Чего надо?
Я молча продемонстрировала в окошко отогнутый палец с печаткой. Жест вышел неприличный, зато весьма многозначительный.
А в отверстии так резко возникло мужское лицо, что я едва не шарахнулась: того момента, когда Тамаз встал со шконки и подошел к двери, человеческий глаз не сумел бы рассмотреть. Фей зачарованно уставился на печатку, а я — на него.
Сказочный Народец немногочисленен, а уж мужчины среди него появляются столь редко, что их чуть ли не в музее выставлять можно. Увидел фея — считай, что жизнь прожита не зря. Сам Народец, впрочем, к ним относился так же легкомысленно, как и ко всему, что его окружало, и мужчины имели полную свободу действий, несмотря на полнейший матриархат. Данный конкретный экземпляр сделал не лучший выбор в своей жизни, решив обучаться на некроманта, но он только сыграл мне на руку. Фей-некромант, с ума сойти! И срочно бежать в музей, подавать заявку…
И вот я стою перед этим редчайшим чудом, пытаясь описать свои впечатления двумя словами, и понимаю, что иначе как «мерзкий тип» и не выразишься.
Да, красив, как и любой из Сказочного Народца, — легкомысленно взъерошенные золотистые волосы, высокие скулы, идеально прямой нос и чуть припухлые губы. Большие миндалевидные глаза, карие, с легким медовым отливом, — и выражение у них такое, как будто он все мои планы предсказал на тридцать три хода вперед и уже точно знает, как обернуть каждый мой шаг в свою пользу. И уж конечно не постесняется именно так и сделать.
Припухлые губы искривились в понимающей ухмылке, и я с невероятным трудом подавила совершенно иррациональное желание засветить в глаз величайшей драгоценности Сказочного Народца.
— Хозяйка приняла решение, — констатировала «драгоценность». — Как именно мне предстоит отрабатывать провинность?
Я не стала пугать сказочное создание откровением, что Хозяйка его Гильдии только что чуть не передумала, но от возможности еще немного подержать перед носом у фея неприличный жест не отказалась.
— Мне нужно попасть в Сейвенхолл.
М-да, я, конечно, и не ожидала, что подобную просьбу воспримут совершенно спокойно, но чтоб так…
Тамаз поперхнулся, едва не вцепившись в железную решетку, но вовремя спохватился и просто уставился вместо печатки уже на меня — а прекрасные миндалевидные глаза вдруг стали практически идеально круглыми, как в анекдоте про аррианца, удивленного ценами на колбасу.