Я кивнул и утешающе улыбнулся, не столько для нее, сколько для себя самого. Первое, что пришло мне в голову - как она похожа на Павла в образе Полли, но в Мелиссе был внутренний свет и покой, которых Павел так никогда и не нашел. Я осторожно прошел вперед и опустился на колени перед Мелисса, стараясь не прикасаться к линиям пентаграммы.
- Привет, Мелисса. Я - Джон Тэйлор. Я искал тебя. Зд о рово, что мы наконец встретились. Не бойся. Я тебя вытащу отсюда.
- А мою семью? – спросила девочка.
- Сделаю, что смогу, - ответил я. – Для некоторых из них может быть уже слишком, но я специализируюсь на пропащих делах.
- Конечно, мистер Тэйлор, - раздался спокойный, отвратительный, знакомый голос. - В конце концов, вы сами – величайшее пропащее дело из всех.
Я оглянулся, и он был там, - стоял, прислонившись к стене, с руками, небрежно сложенными на груди, улыбаясь, словно у него были ответы на все вопросы и несколько тузов в рукаве. Человек, стоящий за всем этим с самого начала. Человек из моего Видения, который перебил всех монахинь в часовне.
Гоббс, дворецкий.
Я медленно поднялся на ноги и повернулся, чтобы взглянуть на него. - Я с самого начала знал, что что-то с вами не так, но просто не мог заставить себя поверить, что это сделал дворецкий.
- Добро пожаловать в подлинное сердце и душу Гриффин-Холла, мистер Тэйлор. Счастлив, что вы смогли прибыть. Шоу (в оригинале floor show - представление среди публики ( в ночном клубе, ресторане, кабаре )вот-вот начнется.
- Как-то по-дьявольски вы заговорили, - я было направился к нему, но замер, едва он оттолкнулся от стены. Не сделав ничего, он вдруг стал очень опасным, и вообще не человеком. Я принял непринужденную позу и подарил ему свою лучшую ухмылку. – Мне следовало догадаться кто ты, как только я услышал имя. Hob, Плита - это старое имя Дьявола. Ваше имя не Гоббс, а Hob’s - то, что принадлежит Дьяволу.
- Именно, - усмехнулся Гоббс. - Удивительно, как много людей способно не заметить самые очевидные вещи, даже если ты сунешь их прямо под их глупые смертные носы.
- Хватит, - оборвал его я. – Мы благополучно миновали время для цивилизованных разговоров. Покажи мне свое истинное лицо. Покажи, что ты есть на самом деле.
Он рассмеялся, глядя на меня. - Твой ограниченный человеческий разум не в силах вместить в себя все те ужасы, которые и есть я. Один лишь проблеск моей истинной природы лишит тебя разума. Но есть форма, которую я обычно использую, когда меня вызывают в этот унылый смертный план...
Он вытянулся и искривился способом, не имеющим ничего общего с геометрией материального мира, и в мгновение ока Гоббс ушел, а на его месте стояло что-то иное. Нечто, которое никогда не было и никогда не может быть человеком. Оно был огромно, почти двенадцати футов ростом, пригнувшееся, чтобы поместиться в погребе, но его рогатая голова все равно задевала потолок. У него была кроваво-красная кожа, покрытая сочащимися язвами, и огромные перепончатые крылья летучей мыши, напоминавшие ребристый малиновый плащ. Были раздвоенные копыта и когтистые руки. Оно было гермафродитом, с непомерно увеличенными мужскими и женскими признаками. От него смердело серой и страданием. А лицо...на минуту я был вынужден отвести взгляд. В его лице были все зло, боль и ужас мира.